на широкую ногу, и гонорары он брал с римских недорослей такие, что юному Цезарю оставалось пока мечтать… и служить. О доме Цезарю напоминал только верный Аристофан, который, конечно, бессменно оставался со своим молодым господином.
Между тем служба шла хорошо: Гай Юлий отличился в битве при городе Митилены. «Своими решительными действиями содействовал выводу из окружения декурии [55]», как написал Марк Терм в рапорте на представление «контубернала Гая Юлия Цезаря» к награде corona civica – дубовому венку доблести. Замечательный это был венок: он давал его владельцу привилегию лучшего места на трибуне гладиаторского цирка. К тому же – и это самое приятное – все, кроме консула Марка Терма, обязаны были, где бы ни появлялся в своем венке награжденный, вставать и отдавать честь. Гаю Юлию нравилось это чрезвычайно. Уже больше двух недель он практически не снимал венка, и все бывалые боевые центурионы и легаты беспрекословно вставали и отдавали честь. Пока, наконец, у них не заныли колени. Офицерство сочло, что юнец выжал из своего дубого венка уже предостаточно почестей, и был сделан намек, что пора бы Марку Терму образумить своего доблестного адъютанта. И то сказать: другие награжденные имели ведь совесть и дефилировали в венках доблести не более недели, а этот, похоже, вообще не собирается его снимать. Консул посмеялся, но Цезарю так и сказал: доблесть доблестью, конечно, но…
И на следующий день Гай Юлий не преминул заглянуть в венке даже… в местные латрины[56], где служивые восседали на каменных плитах с отверстиями и совмещали приятное с полезным – отдыхали, расслаблялись, обменивались новостями, толковали о том о сем. Увидев в латринах Юлия, все смолкли и напряженно замерли: ведь и здесь они должны были подниматься и приветствовать «венценосного» юнца.
Нет, конечно, в военной службе были свои преимущества, но все же мечты о школе Апполония Моло на Родосе Цезарь не оставлял. Более того, стал интересоваться греческим искусством, литературой и, помимо Родоса, намеревался посетить и Афины, когда оставит службу.
Пираты
… На Родос, куда Гай Юлий плыл для изучения ораторского искусства, его подгоняли не только весла гребцов и попутный ветер, но и зловонный душок скандала из-за сплетни, которая потом до конца нет-нет, да и будет отравлять ему жизнь.
Однажды консул Марк Терм командировал своего контубернала Юлия к союзнику Рима, царю Вифинии Никомеду – привести на подмогу консулу обещанный царем флот. Да, речь – о том самом Никомеде, о котором рассказывал Гаю Юлию еще покойный отец. Престарелый царь был широко известен не только и не столько своими философскими изысканиями и высокой эллинской ученостью, но и «эллинской слабостью» – так называли римляне тягу людей к собственному полу, морщась при этом с самым выразительным отвращением, дабы как можно дальше отвести всякие подозрения на этот счет от себя. Гай Юлий задержался у известного царя Вифинии дольше, чем предусматривала его миссия. Мало того, потом еще и вернулся ко двору Никомеда