гипотеза, – согласилась Вика. – Но кое-что тут… «натяжно». Если бы Прорвич решил действовать таким образом, он не нанял бы детектива, который должен следить за каждый шагом девушки.
Стерх не ответил. То, что высказала Вика, было правильно. И нуждалось в обдумывании. Он поднялся, дотащился до своего стола в большой комнате. Тут, на кресле для клиентов, уже был разложен костюм, свежая сорочка, галстук, даже новая пара носков. Сбоку стояли начищенные после вчерашнего ботинки. Вика приготовила все.
Стерх поднял голову, посмотрел в сторону коридора. Там, как вихрь, пронеслась фигура с темной юбке, а потом из его спальни стали доноситься звуки убираемой кровати. Она делала для него гораздо больше, чем положено делать компаньону с мизерной зарплатой… Впрочем, Стерх решил простить себя, пообещав, что это происходит в последний раз. Как всегда с похмелья его начинало мучить недовольство собой, но по-настоящему это чувство еще не окрепло. К вечеру будет хуже…
А пока он принялся переодеваться, лениво раздумывая над тем, что сказала Вика. Да, в нашем славном отечестве, да еще в таком городе, как Москва, разумеется, существовало немало особ, легко соглашающихся «смолоть» деньжат таким промыслом, как убийство. И при некоторой сноровке можно было создать такую цепочку от заказчика к исполнителю, что никогда ни одно следствие не докопалось бы до правды. А это значило… Значило, что Прорвичи – отец и сын – желали поднанять Стерха для того, чтобы иметь психологическое алиби хотя бы в глазах будущего следствия. И к сожалению, уровень этого следствия в восьмидесяти процентах был таков, что эта нехитрая, в общем-то уловка, неизбежно сработала бы.
Все-таки, это было как-то… сложновато. Не так, как обычно привык думать Стерх. Поэтому он покрутил головой, мельком еще раз убедился, что она не кружится, и нашел на столе часы. Застегивая браслет, он выяснил, что было без двадцати минут девять.
Стерх любил начинать день в медленном темпе, любил поваляться в кровати, посидеть на кухне, ни о чем не думая, покуривая и прихлебывая стынущий кофе. Но разумеется, не в те дни, когда Вика вламывалась в его, скажем, крепость как орда захватчиков, как броненосец на рейд мирного порта, как лавина с горы. Он вернулся на кухню, вышел на балкон. С высоты его девятого этажа открывался изумительный вид на Академический пруд, на Тимирязевский лес и на стадион «Наука», некогда главную базу регбистской команды МАИ.
Но сегодня вид, какого не имели в центре города самые крупные шишки, не радовал его. Солнце лилось с неба безо всякой жалости к тем, кто выпил вчера слишком много. И обещало жару, очень неприятную, позднеавгустовскую, какую-то слепую московскую жару. И так было уже почти неделю, без единого дождичка, хотя бы на пару минут.
Он вернулся за стол. С тоской посмотрел на бар, где должна была находиться бутылка водки. Твердо потряс головой, и закурил еще одну сигарету. Дело выглядело скверно, обещало быть сложным, путанным, такие никто не любит. Но он не мог отказаться от него. Потому что уже три месяца, с конца мая, не платил Вике за работу, и хотя в июле она уходила в двухнедельный отпуск, по договоренности, за него тоже следовало платить. А еще потому, что слишком хорошо, стоило