музыка. Дима дважды нажал кнопку звонка, пригладил взъерошенный ежик волос и придал лицу приятное выражение. Спустя минуту дверь открылась. На пороге стоял молодой блондин, который являлся составляющей частью эстрадного трио «Тротил». На блондине была умопомрачительная рубашка под крокодиловую кожу и потертые джинсы эксклюзивной работы. Довершали ансамбль лакированные туфли с острыми носами и пудовая золотая цепь на мощной шее бывшего стриптизера. Он вопросительно дернул подбородком: мол, чьих будешь, холоп?
– Я к Юрию Маратовичу, – робко сказал Дима.
Блондин скривился и оглядел Диму с ног до головы. Не сделав ни одного шага в сторону, он лишь распахнул дверь сантиметров на десять пошире. Для того чтобы протиснуться, Диме пришлось едва ли не прижаться к мускулистому торсу, благоухающему дорогой туалетной водой и свежим потом.
Заперев дверь, блондин приглашающе мотнул белой гривой и, покачивая бедрами, пошел по узкому коридору в сторону гремевшей музыки. Дима покосился на свои старенькие кроссовки: может, снять? Но блондин был обут, и Дима, махнув рукой, пошел следом, украдкой озираясь по сторонам.
Вокруг было… богато.
Но даже для не развращенного роскошью взгляда Димы богатства было чересчур много. Дорогие обои переливались металлическим блеском. Со стен смотрели диковинные рожи африканских божков и леопардов. На потолке сияла громадная хрустальная люстра, которой больше подошло бы украшать концертный зал средних размеров, а не коридор хоть и большой, но все же всего лишь квартиры. Пол устилал пошловатый ковер, имитирующий шкуру леопарда. На шкафчиках и полочках переливались безделушки всех фасонов и цветов. В гостиной сидела целая толпа – так показалось Диме вначале. Слегка растерянный, он только через полминуты понял, что в комнате всего пять человек, не считая его: парни из группы «Тротил», сам Люксенштейн в пестром китайском шелковом халате и какое-то странное существо бомжеватой наружности. Дима не сразу сообразил, что это виденный им этой ночью Гия Кантридзе – вид у того был самый непотребный. Все остальные привидевшиеся гостю фигуры оказались лишь бесконечными отражениями в многочисленных зеркалах.
Под глазом у Гии наливался бланш и, кажется, были выбиты зубы. Его локоны, которыми он гордился, были острижены под самый корень, рубашка разорвана по шву, пуговицы на груди отсутствовали, только одна, чудом уцелевшая, была застегнута на животе. В разрезе виднелась чахлая, поросшая густыми волосами грудь. Над поясом торчал изрядный пивной животик. Кантридзе держал в руках вилку, с которой свешивался кус мяса. Приход Димы никак не отразился на разглагольствованиях Кантридзе. Он бросил на Диму косой взгляд и продолжил орать охрипшим голосом:
– …я вообще не понимаю, на что он обиделся! То, что он возомнил себя звездой, не дает ему права так поступать с прессой. Да, я влез в его личную жизнь. Но он какой-никакой артист… Он выбрал публичность! И должен быть готов к тому, что рано или поздно о его делишках узнают…
Гия на секунду замолчал,