среди зрителей одного из ветеранов отцовской дружины, который когда-то стоял на страже у дверей её опочивальни. Она смотрела на него в упор и даже пару раз улыбнулась, глядя ему в глаза, но старый воин так и не узнал её. Либо она так сильно изменилась, либо сейчас уже никто не смог бы поверить, что маленькая наследница замка Литт сумела спастись.
Ута вышла из шатра с противоположной от арены стороны и прошла сквозь прозрачную стенку купола, которая едва колыхнулась от её прикосновения. Купол свободно выпускал наружу любого, но пройти внутрь него не мог никто – помнится, Ай-Цуган говорил, что даже огромный камень, брошенный метательной машиной, отскочит от его поверхности и обрушится на тех, кто его послал. Если бы такая вещь была в замке, то никакие горландцы не посмели бы даже приблизиться к его стенам. Если бы…
Самое время забраться в крытый фургон, который она делит с «моной Лаирой», упасть на матрац, набитый соломой, и уснуть – так чтобы даже во сне не возвращались воспоминания о лучших днях, безмятежных днях, днях, когда не нужно было ничего бояться. После заката наездница наверняка дёрнет её за ногу и потребует, чтобы «эта проказница Ута» немедленно присоединилась к общему веселью. Последнее представление в Таросе, шумном портовом городе, где когда-то умер старик Хо, где она впервые осталась одна…
Сон не шёл. Жёсткая солома впивалась в бока, а солнечный зайчик, пробивавшийся сквозь дыру в штопанном-перештопанном полотняном верхе, норовил забраться ей под веки. Ей захотелось снова вызвать гномика и сделать то, чего всегда хотела, но так ни разу и не решилась, – спросить у него, а что же ждёт её саму. И вдруг стало совершенно ясно, что гномик больше к ней не придёт – ни сюда, ни на арену, никуда и никогда. Наверное, именно сегодня она стала взрослой, может быть, в тот момент, когда решила не отдавать карлику всей его доли. Значит, и из цирка её выгонят – Би-Цугану не нужны дармоеды…
– Нет, конечно, нет. Предложение твоего почтенного господина заманчиво, но эта вещь мне слишком дорога. Пойми, чужестранец, это память о моём дорогом родителе… Для меня это – всё равно что для какого-нибудь благородного правителя его замок. Нет, не надо меня уговаривать. – Голос хозяина цирка прозвучал где-то рядом, и тут же на полог фургона упала его тень. Горбатый нос и выступающий вперёд заострённый подбородок – ни с кем не спутаешь…
– Но я предлагаю целое состояние. С такими деньгам можно поселиться даже в столице империи и прожить припеваючи всю жизнь. А если ты сумеешь верно распорядиться этими деньгами, то и твоим потомкам хватит. Подумай, Би-Цуган, подумай. То, что не продаётся, можно ведь и отнять. Ты сам не понимаешь, чего тебе будет стоить твой отказ. – Какой-то незнакомец говорил хриплым, надтреснутым голосом, и чувствовалось, что заключённая в нём угроза – не пустые слова.
– Двадцать… – осторожно заявил Би-Цуган. – Купол – это всё, что у меня есть…
– Двадцать тысяч дорги?! – Незнакомец был явно возмущён. – А у тебя ничего