сознание во время беседы со своими сановниками, которые убеждали его покинуть обреченный город и организовать сопротивление за его пределами), в турецких войсках росло нетерпение, а авторитет Мехмеда падал. Да, он догадался организовать переброску кораблей в Золотой Рог, но цепь по-прежнему была на месте, успешной высадки произвести не удалось, Константинополь не был взят. Именно о таком ужасном развитии событий предупреждал Грек Халиль три месяца назад.
25 мая Мехмед объявил константинопольцам, что снимет осаду, если те согласятся ежегодно выплачивать ему контрибуцию в сто тысяч золотых византинов; или же они могут беспрепятственно уйти из города, забрав с собой все, что в состоянии унести. Предложенная сумма была для византийцев слишком велика, гарантии безопасности – слишком ненадежны, так что Константин выдвинул ответное предложение: отдать все, что ему принадлежит, кроме самого Константинополя. Однако, кроме Константинополя, ему уже ничего не принадлежало; султан ответил, что теперь византийцам осталось выбирать лишь между смертью, сдачей в плен и обращением в ислам. На военном совете великий визирь Халиль-паша решительно выступил за снятие осады, утверждая, что в противном случае будущее молодого султана и его империи окажется под угрозой. Однако Заганос-паша и многие из молодых беев отмели его аргументы, как того и хотелось Мехмеду. Султан велел Заганосу пройтись среди войск и выведать их настроение; вскоре тот вернулся и сообщил, что все желают только одного: немедленного решительного штурма.
Две ночи турецкая армия работала при свете костров, засыпая ров землей под визг дудок и рев труб. В воскресенье, в полночь, огни были погашены, и лагерь погрузился в тишину. Понедельник прошел в молитвах и приготовлениях к штурму; султан разъезжал по лагерю, подбадривая своих солдат. Им предстояло три дня грабить город, как то предписывает кораническое право в случае, если воины джихада берут крепость после того, как ее защитники ответили отказом на традиционное предложение сдаться. Мехмед поклялся всевышним Аллахом, Его пророком, четырьмя тысячами праведников и душами своего отца и своих детей, что сокровища будут поделены по справедливости. Стены города не были неприступны – ибо разве не сказано: «Они завоюют Константинию – слава тому правителю и той армии, что сделают это»? Противники, говорил он, немногочисленны и измождены, у них мало боеприпасов и пищи, а итальянцы не станут умирать за чужую страну. От командиров он, султан, ждет отваги и приказывает им поддерживать полный порядок в войсках, ибо завтра он будет посылать в атаку одну волну гази за другой. Велев младшим командирам отдыхать в своих шатрах, Мехмед обрисовал военачальникам план сражения, затем поужинал и лег спать.
Все то время, что продолжалась осада, священные реликвии Константинополя, те, что избежали разграбления 1204 года, в один голос пророчили гибель города. Иконы источали слезы. Лик Богоматери во время крестного хода упал в грязь, и его никак не могли