две отменить все телепрограммы и при этом запретить алкоголь. Часть населения, наверное, сразу повесится, а остальным придется как-то реагировать на происходящее.
Да, как бы Май-Бритт ни избегала телефонных разговоров, но ничего другого не остается – придется звонить в социальную службу и просить заменить эту особу. Раньше до этого не доходило. Раньше санация шла сама собой.
Мысль о вынужденном телефонном разговоре разозлила еще больше.
– Может, вам тоже стоит в этом поучаствовать? Вам даже переодеваться не придется.
На какое-то время стало тихо, Май-Бритт продолжала смотреть телевизор.
– Почему вы это сказали?
Было непонятно, огорчена она или сердита, и Май-Бритт продолжила:
– А вы посмотрите на себя в зеркало, и глупые вопросы отпадут сами собой.
– Чем вам не нравится моя одежда?
– Какая одежда? У меня нет очков, и никакой одежды я на вас не заметила. Сожалею.
Снова повисла пауза. Май-Бритт хотелось узнать, как Эллинор приняла ее слова, но она удержалась. На экране замелькали титры. Спонсор программы – производитель противозачаточных таблеток.
– Можно я задам вам вопрос? – В голосе Эллинор зазвучали новые интонации.
Май-Бритт вздохнула:
– Мне кажется, у меня нет ни малейшего шанса вам в этом помешать!
– Вам нравится быть злой? Вы получаете от этого удовольствие? Или вы ведете себя так, потому что чувствуете себя неудачницей?
Май-Бритт с ужасом почувствовала, что краснеет. Неслыханная наглость. Такого еще никто себе не позволял. Никто. Предполагать, что она неудачница, – да за такое оскорбление эту отвратительную девицу просто обязаны уволить!
Май-Бритт нажала кнопку на пульте, увеличив звук. Нельзя показывать, что ты задета.
– Я горжусь своим телом и не считаю, что должна прятать его. Я нравлюсь себе в этой блузке – если это она вас так возмущает.
Май-Бритт по-прежнему не отрывала взгляд от телевизора.
– Конечно, это личное дело каждого – можно одеваться как шлюха.
– Да, точно так же, как личное дело каждого – закрыться в квартире и попытаться обжорством довести себя до могилы. Но ведь ни первое, ни второе не предполагает отсутствие у человека мозгов. Правда?
Это была последняя фраза. Последнее слово осталось за Эллинор, из-за чего Май-Бритт разозлилась до предела.
Оставшись одна, она тут же позвонила и заказала пиццу на дом.
С отправки письма прошло шесть дней. За это время Май-Бритт постепенно успокоилась, и ее больше не охватывало невыносимое отвращение. Ей хватало того раздражения, которое у нее вызывала Эллинор. Но однажды вечером она услышала, как что-то упало в эту ненужную корзину, и раньше, чем крышка почтового отверстия закрылась, она уже знала, что от Ваньи пришло новое письмо. Май-Бритт немедленно ощутила, как изменилась атмосфера в квартире, ей даже не нужно было подходить к двери, чтобы убедиться в своей правоте.
Она попыталась не обращать внимания на конверт и, проходя мимо двери, старалась