под лопатой хряпнет глиняный горшок, из которого побегут струйкой потемневшие от времени серебряные монеты. Должно же мне было свезти. Ведь сегодня было 23 мая, день апостола Симона Зелота, покровителя кладоискателей, наш, профессиональный праздник!
Впрочем, деньги как символ материальной ценности не были моей целью. Копал я ради научного интереса. Да и от моральных терзаний тяжёлый труд отвлекал превосходно. Вот я и корячился, рога расчехлив. Убрав древесину, подтянул поближе таз и уже хотел начать просеивать землю, как вдруг заметил вдавленное в грунт инородное включение в форме широкой полосы. Оно лежало под бревном и было ему как минимум полтысячелетия. Я опустился на корточки и пальцами осторожно разрыхлил почву вокруг своей находки. Предмет оказался берёзовой корой, плотно скрученной в свиток. В сгущающихся сумерках я извлёк из земли толстый, малость сплющенный с боков цилиндр и внимательно осмотрел его.
Бересту, которую в этих краях испокон веков подкладывали под нижние венцы во избежание гнили, я уже встречал на этом раскопе. Берёзовая кора – материал к распаду устойчивый, и найденные мною обрывки оставались вполне плотными. Но они и были – обрывками, расплющенными листами. Этот же свиток имел явно не строительное назначение. И я догадывался, какое.
Это в двадцатом веке большевики считали своим достижением повальный ликбез – ликвидацию безграмотности крестьян. Но задолго до них, в двенадцатом веке, новгородцы уже решили эту проблему. Читать и писать в этих краях умели почти все, а не только представители духовенства и купечества. Разве что самый тупой ловец, из леса или с реки не вылезающий и по лености ума отказывающий учиться, не мог разобрать буквы. Однако подобные ребята и поныне встречаются, так что безграмотность никаким коммунизмом не истребишь.
Береста же была здесь самым расхожим материалом, благо, леса вокруг хватало. Пергамент – материал дорогой, вот население и пользовалось корой, процарапывая буквы похожим на шило писалом – насаженной на ручку железной иглой либо острой тетеревиной костью, между прочим, весьма подходящим инструментом. Из бересты делали книги, обрезая куски коры по единому размеру. Особо ценные вшивали в железный переплёт с тяжёлыми чеканными крышками, снабжёнными застёжками, чтобы береста не сворачивалась в трубочку. В книгах буквы прописывались чернилами из дубовых орешков или сажи с молоком, а на иллюстрации шла иногда недешёвая киноварь. Надо заметить, такие книги были у новгородцев в ходу. Развлекательную литературу любили и давние времена. Имелись и свои бестселлеры: фэнтези про Потыку, ухватившего Змея Горыныча за хобот и вынимающего гада из поганой норы, боевик о том, как добрый молодец татарскую рать разогнал, всяческие сказы о Китоврасе, Бове-королевиче, наказании попа Балдой и прочие интимности. Люди за сотни лет не сильно изменились.
Чтива было много, но на Руси им растапливали печи. Поэтому сейчас находка берестяного свитка – событие. Однако же мне повезло. Я отряхнул трубку от земли и бережно упаковал