и входить в определенное состояние души, становясь достойным кандидатом». «Сказанное» состояло не столько из disciplina arcani, сколько из ритуальных указаний, касающихся символов культа[358], литургических форм, эзотерических формул, объявлений о необходимости для посвящаемого пройти через страдания, которые прошел бог, официальной версии культовой легенды[359], propria signa, propria responsa[360]. Культовое действо взывало скорее к зрению, воображению и эмоциям, нежели к интеллекту: основной целью было заставить посвящаемого через замещение личности[361] (посредством галлюцинации, гипноза или суггестии) пережить опыт своего отождествления с божеством.
Было, однако, неизбежно по мере того, как мистерии развивали свою апологетику и связывались с философией того времени, то, что теория и интерпретация развивались pari passu, но такие «предписания и тому подобное» (praecepta et alia eiusmodi) были достоянием всех и каждого[362]. Добавление слов religionis secreta perdidici к формуле Аттиса, которую передает Фирмик Матерн[363], но которой нет в параллельных греческих оригиналах, может говорить о более поздней стадии, где передавалось больше наставлений[364]. Эта растущая потребность в объяснениях хорошо проиллюстрирована как в герметизме, так и в гностицизме, и она была еще усилена космическими притязаниями мистерий.
Самым впечатляющим обрядом в мистериях были тавроболии (taurobolium)[365], или омовение в крови быка, – обряд столь дорогостоящий, что иногда расходы брало на себя все братство[366]. Тавроболии составляли часть ритуала культа Кибелы-Аттиса[367] по крайней мере со II века, откуда они и могли быть заимствованы митраистами[368]. Самая ранняя форма и идея этого обряда неизвестны: он знаком нам только по его последним стадиям в связи с религиозной концепцией возрождения. «В тавроболиях развился ритуал, в котором, каким бы грубым и материалистичным он ни был, язычество – хотя и в несовершенной форме – ближе всего подошло к религии Креста»[369]. Самый полный рассказ о них оставил нам христианский поэт Пруденций[370], для которого, как и для других христианских апологетов, этот обряд был особенно отвратительным, как из-за особых благ, якобы связанных с ним, так и из-за его родственности с концепцией искупления с жертвой Голгофы, пародией на которую его считали. Выкапывали ров, над которым ставили платформу из деревянных планок с отверстиями и промежутками. На платформе убивали жертвенного быка: его кровь капала на посвящаемого, который находился во рву. Он выставлял свою голову и все свои одежды, чтобы их пропитала кровь; затем он поворачивался и вытягивал шею, чтобы кровь могла затечь в его губы, глаза, уши и ноздри; он смачивал язык кровью, которую он затем пил, как священный акт. Приветствуемый зрителями, он выходил из этого крещения кровью, полагая, что очистился от греха и «родился снова для вечности». Эффективность этого посвящения была должна длиться в течение двадцати лет[371], и оценивалась