пистолетом и шпагой?
– Месье, – продолжал Меркандон, умоляюще складывая руки, – у меня есть денежное обязательство, подписанное вашим отцом, – я вам верну его; у меня десять тысяч экю золотом – я их отдам вам; у меня есть семейные драгоценности – они будут ваши, только не убивайте, не убивайте!
– А у меня есть любовь, – вполголоса сказала дама из дома Гиза, – я обещаю ее вам!
Пьемонтец на одно мгновение призадумался, потом спросил юношу:
– Вы гугенот?
– Да, гугенот, – пролепетал юноша.
– Тогда – смерть! – ответил Коконнас, нахмурив брови и поднося к груди противника тонкий, узенький кинжальчик, так называемый «мизерикорд».
– Смерть! – вскрикнул старик. – Мое дитя! Мое несчастное дитя!
Послышался вопль старухи матери, проникнутый такой глубокой скорбью, что пьемонтец на минуту приостановил исполнение своего жестокого приговора.
– О герцогиня! – взмолился Меркандон, обращаясь к даме, смотревшей из особняка Гиза. – Вступитесь за нашего ребенка, а мы вас будем поминать в наших вечерних и утренних молитвах.
– Пусть он перейдет в католичество! – сказала дама из особняка Гиза.
– Я протестант, – ответил юноша.
– Тогда умри, раз тебе недорога жизнь, которую дарит тебе такая красавица!
Меркандон и его жена увидели, как молнией сверкнул страшный клинок над головой их сына.
– Сын мой, мой Оливье! Отрекись… отрекись! – взывала к нему мать.
– Отрекись, сынок! Не оставляй нас одинокими на свете, – кричал Меркандон, валяясь в ногах у Коконнаса.
– Отрекайтесь все трое! – воскликнул Коконнас. – Спасение трех душ и одной жизни за «Верую».
– Согласны! – воскликнули Меркандон и его жена.
– На колени! – приказал Коконнас. – И пусть твой сын повторяет за мной молитву слово в слово.
Отец первым встал на колени.
– Я готов, – ответил сын и тоже встал на колени.
Коконнас начал произносить латинские слова молитвы. Случайно или намеренно, но только юный Оливье встал на колени у того места, куда отлетела его шпага. Как только юноша сообразил, что может достать до нее рукой, он, повторяя слова молитвы, протянул руку к шпаге. Коконнас заметил его маневр, но не подал виду. Когда же юноша дотронулся концами пальцев до рукояти шпаги, Коконнас бросился на него, повалил на землю и со словами: «А-а! Предатель!» – вонзил ему в горло кинжал.
Юноша вскрикнул, судорожно приподнялся и упал мертвый.
– Палач! – крикнул Меркандон. – Ты убиваешь нас, чтобы украсть сто ноблей, которые нам должен.
– Честное слово, нет! – возразил Коконнас. – Я докажу…
С этими словами пьемонтец швырнул к ногам старика кошелек, который вручил ему отец, чтобы вернуть долг парижскому заимодавцу.
– И доказал! – продолжал Коконнас. – Вот ваши деньги!
– А вот твоя смерть! – крикнула мать из своего окна.
– Берегитесь!