некому, – вспоминал Эйнсворт. – Втолковывал мне, какой он великий адвокат и какие совершил замечательные подвиги». В бескорыстие Лейна он не верил ни на йоту, однако, терзаемый любопытством, все же согласился принять адвоката у себя дома на следующий вечер.
«Он приехал ко мне домой и принялся объяснять, что же там случилось на самом деле и как Освальда подставили». Эйнсворту запомнилось, как его поразила наглость гостя: тот делал вид, будто ему об убийстве известно больше, чем хозяину дома. По сути, Лейн убеждал его не верить тому, что он наблюдал собственными глазами на Дили-Плаза. Эйнсворт разозлился. «Не очень-то люблю, когда мне внушают, будто я на самом деле не видел того, что видел».
Сидя за столом на кухне у Эйнсворта, Лейн утверждал, что Руби и Освальд «несомненно» были знакомы. У него, мол, завтра состоится беседа с анонимным свидетелем, обладающим «безупречной памятью», который видел их вместе в клубе «Карусель». Трудно было не догадаться, что сей ценный информатор – не кто иной, как алкоголик Джарнагин. «Я говорил с ним по телефону, и похоже, что он не врет», – нахваливал Лейн своего тайного осведомителя.
Доведенный до белого каления, Эйнсворт разложил Лейну все по полочкам: как тот искажает факты и события и как, следовательно, вводит общественность в заблуждение относительно убийства президента.
– Но вы-то откуда знаете? – спросил Лейн.
– Откуда я знаю? – откликнулся Эйнсворт. – Я вам скажу, откуда я знаю. Из свидетельских показаний, вот откуда. Они у меня есть. И я точно знаю, что говорили очевидцы в день убийства, где они находились, как их зовут – все это мне известно.
Речь шла о засекреченных протоколах показаний, полученных полицией Далласа от свидетелей в день убийства. Эйнсворт сумел раздобыть их по своим каналам и держал дома для пущей сохранности. Сгоряча он сунул бумаги под нос Лейну, у которого глаза на лоб полезли от изумления. «Я их только потому вам показываю, – сказал он, – что в вашей статье многое, очень многое истолковано неверно. Если вы и впрямь хотите запечатлеть для истории правдивый портрет Освальда, вам, на мой взгляд, следует ознакомиться с имеющимися на данный момент результатами расследования».
Лейн попросил одолжить ему бумаги на несколько дней. «Вы же поможете мне выяснить правду? – осторожно начал он. – Мне послезавтра, скорее всего, возвращаться в Нью-Йорк, и я вот подумал, вдруг вы мне можете дать на время эти свидетельства».
Эйнсворт согласился, о чем вскоре горько пожалел. Несколько дней спустя Лейн уже вовсю размахивал протоколами на пресс-конференциях, выдавая их за доказательства того, что у него имеются тайные осведомители, якобы способные оправдать Освальда, когда настанет время открыть публике их имена.
«Я был ужасно наивен, – каялся впоследствии Эйнсворт. – Наделал ошибок. Я помог создать чудовище Марка