– по обители,
Но иные – по заслугам, по любви.
Лики Веры, Надежды и Любви
Улыбались меж Его пресветлых рученек,
За плечом Его стоял Егорий-мученик,
Близ Премудрости. У ноженек, что снег, —
Муроносица и Божий человек…
А на кровле теремной меж дево-птицами
И уж знаемыми мною ангелицами
Все Архангелы, кроме одного, —
Крыльев радуга и ликов торжество!..
Вот средь них крыла златистые имеющий
Вострубил в трубу и замер вновь немеюще…
И предстали, отче, трое пред Царем.
Оказались два: тот – райским вратарем,
Тот – Архангелом седьмым, по душу посланным,
Только третий на ковре багряном постланном,
Что стоял, расширя очи и дрожа,
Мне неведомым казался… “Се – душа, —
Рек вратарь седой, – что уж прошла мытарствия…
Ныне, Господи, в Твое стучится Царствие!
Отворю ли ей? Суди и укажи”.
И увидел тут я, глянув в лик души,
Очи, ярче свеч, тоскою полны смертною…
Судия ж Прекрасный с жалостью безмерною
Пригорюнился, чело на длань сложа.
Рек Архангел краснокрылый: “Се – душа,
Что уж сорок дней рассталась с плотью бренною…
Изгоню ли ее, Господи, в геенну я?
Вот дела ее. Суди и разреши”.
Подал свитки он. Я ж, глянув в лик души,
Белизну снегов узрел сквозь желть смертельную…
Судия ж Прекрасный с лаской беспредельною
Улыбнулся, свитком принятым шурша.
Молкли все… И содрогалася душа…
И узнал в ней вдруг, отец мой, Серафиму я!
Пали свитка два, закатом розовимые,
В две сапфировые чаши весов,
Миг один протек, ужасней всех часов, —
И качнулось коромысло нелукавое:
Перевесила намного чаша правая…
Подался вперед я, радостно дыша…
Уж как глянет ныне в мой лик душа,
Да как слабым голоском возговорит она:
“Вот еще один неписанный, несчитанный
Грех мой, Господи!.. Разбойник, ворог Твой
В смертный час вдруг пожалелся крепко мной…”
И впервой поднялись веки лепестковые,
И разлились окияны васильковые
Из благих нечеловечески глаз,
И раздался глас, златой, как хлебный клас:
“Не разбойника ль возвел в раи из бездны я?!
Подойди ко Мне, млада-душа любезная!”
И приблизилась дрожащая душа,
Накрест руки на груди своей сложа…
И давал Он поцелуй ей свой божественный,
И вставал с хрустальна креслица торжественно,
И велительно по-царски говорил:
“Петр-Апостол и Архангел-Михаил!
Вы берите душу чистую за рученьки.
Вы ведите-ка ее по снежной тученьке
В Царство Белое, достойное ее,
Чтобы зреть ей без конца Лицо Мое”.
Рассиялася душа тут Серафимина,
Море счастия объяло и любви меня,
Ликовало всё со мной и надо мной, —
Души двинулись – и все до одной
Ликование