дюймах от пола. Марино с вызовом посмотрел на меня. – Ты ее осматривала. Что думаешь? Левша или нет?
Копы всегда об этом спрашивают. И сколько им ни объясняй, что гаданием я не занимаюсь, они все равно продолжают этим интересоваться.
– По одному лишь расположению пятен определить невозможно. – Во рту стало сухо, словно я наглоталась пыли. – Все зависит от положения убийцы относительно жертвы. Что касается колотых ран на груди, то они нанесены с небольшим наклоном слева направо. Так мог бы нанести удар левша. Но опять-таки все зависит от его положения относительно жертвы.
– Мне показалось интересным, что порезы есть только на левой стороне тела. Представьте, она убегает. Он нападает слева, а не справа. Нетрудно сделать вывод: убийца – левша.
– Все зависит от положения жертвы и нападающей стороны относительно друг друга, – снова, но уже нетерпеливо повторила я.
– Да, я понял, – буркнул Марино. – Все от чего-то зависит.
Пол в коридорчике был деревянным. Обведенные мелом пятна крови вели к лестнице футах в десяти налево от нас. Берилл бежала туда, к лестнице. Страх сильнее боли, и он гнал ее наверх. Почти у каждой ступеньки на левой стене остались длинные следы перепачканных кровью пальцев.
Черные пятна на полу, на стенах, на потолке. Берилл добежала до конца верхнего холла, где убийца оттеснил ее в угол. Здесь крови было много. Погоня возобновилась, когда она, наверное, проскочила мимо него в спальню и перебралась через кровать. Преследователь кровать обошел. Здесь Берилл швырнула в него «дипломат», или, что вероятнее, «дипломат» лежал на кровати и его просто сбросили оттуда. Полицейские нашли кейс с открытой крышкой на полу. Здесь же валялись высыпавшиеся бумаги, в том числе фотокопии писем из Ки-Уэста.
– Кроме писем было что-то еще? – спросила я.
– Квитанции, пара путеводителей, брошюра с картой города. Если хочешь, сделаю фотокопии.
– Пожалуйста.
– И еще стопка отпечатанных листов на туалетном столике. Вон там. Может быть, то, что она писала в Ки-Уэсте. На полях много карандашных пометок. Отпечатков нет, по крайней мере таких, которые могли бы о чем-то сказать. Пара мазков, непригодных для идентификации.
На кровати остался только голый матрас; покрывало и простыни со следами крови отправили в лабораторию. Силы иссякли, Берилл теряла контроль, слабела. Она выбралась в холл, где и упала – я помнила эту фотографию – на молитвенный коврик. На полу остались отпечатки ее окровавленных ладоней. Берилл еще смогла заползти в гостевую спальню за ванной, и там наконец ее настигла смерть.
– Я так думаю, – говорил Марино, – для него весь кайф был в погоне. Он мог бы схватить ее и убить сразу, еще в гостиной, но хотел растянуть удовольствие. Может, еще и ухмылялся при этом. Она кричит, убегает, падает, умоляет, а он идет за ней и улыбается. Потом она валится, и все – шоу закончено. Здесь он ее и добивает.
Комната была холодная, с преобладанием бледно-желтого цвета оттенка январского солнца. На деревянном полу у двуспальной