сиянии, застигающих путников в снежных пустынях. Больше всего на свете я хотел вернуться в прошлое, в момент явления Темного Бога, и оказаться на другом берегу расщелины.
А еще лучше, чтобы Одноглазый никогда не приходил в нашу деревню! О, как я ненавидел старика в тот момент. Лишь маленькая толика во мне радовалась предстоящему путешествию, но она была настолько ничтожной и незаметной (там не будет укрытия, не будет ничего – лишь белое безмолвие, снежная слепота и бесконечные лиги мертвых льдов)…
– Переночуем здесь, – сказал Эльм, когда еще раз проверил, все ли мы собрали.
Нам с Фарри достались два небольших рюкзачка, в которые здоровяк запихал теплые одеяла. Это забота тронула меня, хоть и чувствовалось в душе силача легкое недовольство тем, что весь скарб окажется на его плечах. Забитый вещами титанический рюкзак Эльма, с одной стороны которого торчали пила и бур, а с другой висели два ледоруба, был с меня ростом, не меньше.
– Трудно будет устроиться с таким-то уклоном, но мы попытаемся, верно? – Он подмигнул Фарри, посмотрел на меня.
Набросав ненужных вещей в просевшие вниз углы, где соприкасались стена и пол, мы устроились на ночлег. На нижней палубе басовито урчал двигатель умирающего ледохода. Мощного корабля, которому уже завтра была уготована участь железного остова, брошенного в снегах.
Истинный хозяин судна останется вместе с ним, у алтаря Светлого Бога. Скорченный смертью и скованный холодом. Может быть, когда-нибудь его найдут случайные путники. Может быть, им удастся (что вряд ли) запустить старые двигатели.
Но скорее всего он просто навсегда останется стоять во льдах – последним памятником деревни Кассин-Онг. Ведь дальше к северу никого нет.
Двигатель успокаивающе гудел. Неподалеку посапывал уснувший Фарри, ворочался Эльм, устраиваясь поудобнее. На меня накатывала дремота, но перед тем как провалиться в сон, я вдруг вспомнил, что случается с местами, где проломил лед Темный Бог. Не будет никакого памятника. Как только пройдет весть, что здесь обнаружился Пролом, – сюда отправятся искатели поживы, и Храм разберут на части, а потом продадут в Снежной Шапке.
С этой мыслью я и уснул, и всю ночь мне снились летящие в небо глыбы льда, размахивающая клешнями гигантская фигура Черного Бога и окровавленное лицо старого шамана, а в ушах хрипло улюлюкала Гончая. Компас, который хранился за пазухой, протыкал мою кожу коричневыми иглами, врастал в меня и высасывал кровь, отчего его щупальца-лапки пульсировали в такт сердцу. Я кричал и пытался отбросить их прочь, но они вцепились в меня, словно металл на морозе, и причиняли такую невыносимую боль, что в глазах меркло.
Очнувшись от кошмара и радуясь тому, что ужас ушел, я вновь засыпал и возвращался в объятия дурных снов.
Утром меня разбудил Эльм, сунул еще сонному в руки кусок вяленого вонючего мяса.
– Пора, – буркнул он.
Выбравшись из-под теплого одеяла,