на габариты Кайя. Но так даже лучше. Мне нужна поддержка, хотя бы от кресла.
Вереница лордов. И я очаровательно улыбаюсь, приветствуя их. Лордов бесят моя наглость и необходимость стоять в присутствии нашей светлости. Но ничего, потерпят. В конце концов, они этот закон придумали. У ног моих, на толстом ковре, устраивается Майло. По левую руку становится Урфин. По правую – Магнус, которому выносят табурет. Магнусу сидеть позволено. Он ведь Дохерти.
И я теперь тоже.
Герольд, тот самый, который объявлял о начале рыцарского турнира, вскинул жезл. И сворой голодных псов заскулили волынки. Качнулась толпа, желая ближе подойти к другому помосту, сооруженному посреди площади. Он невысок и выкрашен в черный цвет.
На помосте – тележное колесо с ремнями, которые палач проверяет тщательно.
– Иза, – Урфин вкладывает что-то в руку, – выпей. Прикажи принести воды и выпей.
То самое волшебное средство, которое рекомендовала Ингрид?
– Спасибо, но…
Не сейчас. Позже, если я пойму, что не справляюсь сама.
Наркотики – зло.
Толпа раздается в стороны. Я вижу горловину улицы, по которой тащится повозка, запряженная парой лошадей. Доносятся крики. Свист. В приговоренных швыряют гнилью. Я радуюсь, что сижу слишком далеко, чтобы увидеть подробности. И огорчаюсь, что не настолько далеко, чтобы не видеть ничего вообще. На них – шутовские наряды. Ярко-красные сюртуки с плечами, подбитыми ватой, отчего фигуры становятся гротескными, кукольными. Колпаки на головах довершают образ.
Я знаю, что это – часть ритуала казни. И проглатываю комок, подступивший к горлу.
Герольд оглашает приговор, перечислив все свершенные преступления, и голоса его хватает на площадь. А вперед выступает палач. Массивный мужчина с окладистой черной бородой, которую он заплетает в косички, украшая каждую бантиком. И это – особая привилегия.
Палача уважают. Не из страха, а… Магнус сказал, что он не причиняет лишней боли тем, кто не должен мучиться. Достоинство ли это?
Приговоренных, отвязав, ведут на помост. И каждый падает на колени, протягивая руки к нашей светлости. Милосердия.
– Не вздумай. – Урфин рядом. – Это ублюдки, каких мало. Когда «Красотку» брали, они поспешили избавиться от груза. Всех – в воду.
«Красотка» – это корабль. Команду его вздернули на месте: виселица по здешним меркам уже милосердие. А этим троим… нет, Урфин может не опасаться. Я не дрогну.
И волынки умолкают. Следующие несколько часов я хотела бы вымарать из памяти. И когда все заканчивается, я понимаю, что не способна встать. Пальцы так сжимали подлокотники кресла, что, кажется, с деревом срослись. Но Урфин подал руку, и я поднялась.
Меня хватило на то, чтобы вернуться в замок и снять корону. Цепь расстегивал Магнус.
– Ласточка моя…. – Он поднес вино. Просто вино, терпкое и крепкое, ударившее в голову сразу. – Есть вещи, для которых нужна привычка.
Вряд ли я смогу привыкнуть. Меня знобит. И Магнус спешит долить вина. Верно, наша светлость напьется и заснет, а проснется