видим облик старика, в которого превратимся. У смерти появляется лицо – и это твое лицо». Да, так что же он напишет, когда ему стукнет столько, сколько было его наставнику Жюльену Грину, когда тот умер (97 лет)? Как и все хорошие писатели, Бланшар существует не сам по себе. Рассказывая о том, что он читает, он демонстрирует открытую Ринальди гурманскую субъективность, а задаваясь проклятыми вопросами, чеканит нигилистские максимы в духе философа Чорана («Счастье? Несчастливое слово»). Многие собратья по перу, даже не догадываясь об этом, принадлежат к его родне: например Жан-Клод Пирот, Ален Шани или Ролан Жаккар.
На 133-й странице Андре Бланшар открывает нам свой секрет: «Быть писателем – значит верить, что все не только может, но и должно кончаться словами, иначе жить станет невозможно». Стилисту нечего предъявить, кроме стиля. Его жреческий долг состоит в том, чтобы вывернуть наизнанку общие места, изменить смысл слов и преодолеть рубежи, пройденные предшественниками. Дневник Бланшара, разумеется, наводит на мысли о дневниках Жюля Ренара и Поля Леото: почему язык некоторых дневников несравнимо лучше их содержания? Потому что Бланшар существует вне времени и подпитывается чтением, пейзажами и воспоминаниями. Он рассказывает о том, как потерял работу и поссорился с издателем, как страдал головокружениями и трясучкой, как страшно исхудал (весил 58 килограммов при росте 1 метр 80 сантиметров). Ему удалось стать бедным провинциальным писателем-изгоем, не впав в ханжество, как Бобен, в унылую серость, как Делерм, и в самодовольство, как Мишон. Он доказывает, что можно вести дневник, не ограничиваясь пристальным изучением собственного пупа. Вынужденный столкнуться с провалом, отвращением к жизни, необходимостью сводить концы с концами и трауром по коту (его дотянувший до 23 лет любимец пережил Миттерана, Дюрас и Леди Ди), Бланшар не теряет способности очаровываться. Свободный от ехидства и желчности, он последовательно ведет свою партию веселой безнадеги, партию нигилиста в бегах. Нечасто случается, читая книгу, ощущать, до чего тебе повезло, что ты ее читаешь. Перо Андре Бланшара – это волшебная палочка, способная растормошить пресыщенных критиков. Ух ты, значит, такие книги еще существуют? Кто-то еще умеет творить такую элегантную печаль? Такую небрежную свободу?
Реакционер, но не брюзга, этот мизантроп спокойно наблюдает, как мир катится в тартарары, как исчезает французское умение жить, выражавшееся главным образом в умении желать. И использует свои наблюдения, чтобы собрать урожай фраз и поведать нам историю медленного заката – заката уходящего Искусства. «Я с грехом пополам тянул свою лямку, а век к концу 2000 года избавлялся от своей – трех нулей, которые, можно поклясться, принадлежали ему по праву». «В этот неверный ночной час луна со своими романтическими фокусами утомляет. Вскоре звезды вернутся в безымянное состояние, из которого их вырвала тьма». «Эта смерть была бы идеальной, не нарушай она привычного хода вещей». «Всякая верность себе основана на отречении».
Должен заявить вам со всей категоричностью: мне стыдно состоять членом литературного