попытался перекреститься, но вместо этого лишился сознания, а придя в себя, обнаружил, что лежит рядом с богомерзким кудесником Шендой, тоже пребывающим в бесчувствии. Протопоп встал, наконец-то осенил себя крестным знамением и, натыкаясь на стены, бросился сообщать о сногсшибательной новости вице-канцлеру.
– Что с государем? – пропыхтел Андрей Иванович.
Но в ответ было еще раз повторено про ангела, и все.
Первое, что увидел Остерман в покоях императора, – неподвижное тело Кристодемуса, развалившееся у самого ложа больного. Перешагнув через него, вице-канцлер схватил лежащую поверх одеяла руку Петра, страшась ощутить могильный холод. Но рука была теплая. И вдруг она слегка сжала пальцы, а потом – о чудо! – Петр открыл глаза.
– Что, Андрей Иванович, испугался? – спросил император еле слышным шепотом. – Я, честно говоря, тоже подумал, что мой земной путь окончен, и совсем было собрался последовать за сестрой Натальей. Но Господь в милости своей безграничной решил, что мне еще рано, поэтому не бойся, эта хворь меня не убьет.
Сзади икнул, а потом всхрапнул кудесник-целитель. Петр чуть повернул голову, с интересом посмотрел вниз и предложил:
– Распорядись, чтобы его убрали, он свое дело сделал, а мне надо сказать кое-что важное.
Пока два дюжих лакея вытаскивали бесчувственное тело Кристодемуса, Остерман немного пришел в себя.
– Где Иван Долгоруков? – спросил тем временем император.
– Отбыл в Горенки.
– Та-ак… – было видно, насколько трудно Петру говорить, но он продолжил: – Перед тем, как мне впасть в забытье, Ванька подсовывал на подпись завещание, где наследницей признавалась Катерина. Я не подписал, а он, вор, так при этом ухмыльнулся… Ох, подоткни подушку, чтобы голова легла повыше. Да, хорошо. Знаешь, когда одной ногой стоишь в могиле, понимаешь то, о чем здоровым никогда бы не догадался. Не так уж нужна была ему моя подпись! Небось, и сам прекрасно ее нарисовал на поддельной бумаге. Воровство сие надо прекратить, пока оно не дало ядовитых плодов!
Император в изнеможении прикрыл глаза.
– Ваше величество, я немедленно распоряжусь… – начал было потрясенный Остерман, но Петр не дал ему договорить. Открыл глаза, пристально посмотрел на вице-канцлера и чуть дернул щекой, при этом сделавшись чем-то неуловимым настолько похож на своего грозного деда, что по спине Андрея Ивановича побежали мурашки.
– Нет, – тихо сказал больной. – Ты не распорядишься, а сам все исполнишь, причем немедля. Иначе и это будет поручено Миниху.
Остерман непроизвольно сглотнул. Да уж, сей мужлан, не боящийся ни своей, ни чужой крови, колебаться не станет, а потом, не приведи Господь, войдет в такую силу… С чего вдруг государь о нем вспомнил? Но что значит «и это»?
– Слишком многие рядом со мной стоящие на самом деле только и ждали моей смерти, – негромко продолжил