что-нибудь успокаивающее? – ляпнула Катя, чтобы хоть что-то сказать и опасаясь, что Таня прочтет по глазам все, что она думает.
– Гришко запретил выдавать медикаменты без его ведома, – отвела глаза медик. – Связаться с ним?
– Нет, не надо. – Катя покачала головой. Еще полковника вызывать не хватало! – Обойдусь.
– Какая-то ты… совсем никакая, – вздохнула Таня. – Из-за Лёни, да? Ужасно все это. Я сочувствую… Правда… И все понимаю…
«Да что ты понимаешь?! Что ты можешь понимать после того, как резвилась на медицинской кушетке со своим самцом?!» Катя постаралась взять себя в руки и не злиться. Танька-то ни в чем не виновата.
– Но знаешь, что я тебе скажу, Кать…
Она запнулась. По лицу медика было видно: Таня судорожно соображает, что вообще можно сказать в такой ситуации и какие слова будут уместны.
– Не надо ничего говорить, – избавила ее от мук Катя.
– Хорошо, не буду. – Таня охотно согласилась. – Но ты… – она смотрела в глаза. – Ты в порядке?
«Нет, конечно!»
– Я только что встретила «гэшника», – поморщилась Катя.
– Урода этого? Хвостопада? – Таня всплеснула руками. – Как его… Стаса? Катюха, не бери в голову. Не думай даже о нем. Он Кире тоже не понравился. Киря его укатает и вышвырнет отсюда на раз-два. Да мы все его вышвырнем. Ему здесь не место.
«Его, может, и вышвырнем, но кто вернет мне Лёню? – подумала Катя. – И кто меня вот так же… как тебя на кушетке?»
Таня еще что-то говорила, размахивая руками и мотая рыжей головой. Катя не слушала. Они не были близкими подругами, но часто болтали ни о чем. Вот и сейчас Таня вела себя так, будто речь идет о чем-то неважном и несущественном. Она просто произносила какие-то слова, чтобы заполнить паузу. А Катя не понимала, зачем вообще сюда пришла. Просто для того, чтобы уйти от Стаса? Взгляд Кати нет-нет, да и соскальзывал на мятую простыню. Повезло Танюхе. А вот ей такое не светит…
Наверное, Таня поймала ее взгляд, наверное, о чем-то догадалась. Оборвала фразу на полуслове. Быстро сдернула простыню с кушетки, посерьезнела, заглянула в лицо:
– Кать, ты чего? Завидуешь, что ли?
Если называть вещи своими именами, то да. Но называть их так не хотелось, во всяком случае вслух.
– Катя?
– Что? – сдерживаться становилось все труднее. На глаза наворачивались слезы. – Что ты хочешь от меня услышать, Тань? Что тебе сказать? Что у тебя есть то, чего нет у меня? Нет и не было никогда!
Такого, как у вас с Кирей, – точно ведь не было. Такого бурного, страстного, что простыня – в кучу! А может, именно сейчас это особенно нужно. А может, сейчас это нужнее, чем когда-либо!
– Катя… – Таня старалась смотреть на нее и не могла. Она знала. И про них с Лёней. И про нее без Лёни.
– Тань, прости. Я пойду, ладно?
Катя отвернулась.
– Подожди! – голос Тани зазвенел то ли от обиды, то ли от гнева. – Думаешь, тебе одной плохо? Мне, может быть, тоже паршиво. Ты, может, даже не представляешь,