человек в свите Децебала, который знал его в лицо, – Сабиней. Но молодой дак отослан назад в лагерь.
Центурион сорвал с пояса флягу, зубами выдрал пробку, сделал пару глотков, а затем с намеренным шумом, держа флягу в левой руке, выполз из своего укрытия на четвереньках. Встал, пошатываясь…
– А что, уже у-утро? – проговорил он пьяным голосом, разумеется, на дакийском наречии. Если какой-то акцент и был в его речи, то пьяный говор, фырканье, плевки и икание умело все скрыли. – А когда утро успело… ик… наступить… – Он вспомнил, как актер на сцене театра Марцелла в Риме изображал пьяного, и направил указательный палец в грудь Децебалу. – А ты кто? – При этом Приск демонстративно глотнул из своей фляги.
– Что за нелепый пьянчуга? – спросил Децебал у кого-то из свиты.
– Наверняка один из тех, что не сгодились Везине или Турну. Вот и оставили бездельника здесь… – буркнул один из спутников дакийского царя. – Остальные сидят внизу, а этот, верно, надрался накануне так, что идти не мог.
– Ступай вниз к своим! – приказал Децебал. – Вижу, недаром Деценей[46] запрещал выращивать лозу. Вот что ее буйный сок делает с людьми! Отдай мне флягу! – потребовал Децебал.
– Да ни за что… ик… – Приск попятился.
Но один из телохранителей царя подскочил к римлянину, вырвал флягу из его рук и с поклоном передал царю.
– Верховный жрец обязан заботиться о душевном и телесном здоровье своего народа. – Децебал демонстративно вылил отличное вино из запасов Лонгина на землю. – А теперь вниз! Живо! – Он швырнул флягу Приску. – Облейся ледяной водой!
Центурион, догадливый, ее не поймал, поднял с земли – и то не с первой попытки.
– Вниз, сейчас… иду… – Приск развернулся и, словно полностью одурев от винных паров, побрел к отвесному склону.
– Стой! – заорали сразу несколько голосов. – Не туда!
Он обернулся. Застыл, пошатываясь. Какой-то высокий немолодой комат ухватил его за шкирку и поволок к северному пологому склону.
– Сюда, пьяная твоя рожа! Сабазий тебе зенки залил, совсем ничего не видишь – вмиг шею сломаешь!
– Угу… – пьяно оскалился Приск и, выделывая ногами хитроумные петли, устремился вниз.
Сначала бежал от одного дерева к другому – обнимая уцелевшие буковые стволы на склоне, а потом, когда уже скрылся из глаз Децебала и его свиты, понесся вниз, разгоняясь. Первым делом надо было догнать Сабинея и успокоить, не дать ему задержать Лонгина. Потом сесть на лошадей и мчаться назад к перевалу. Шанс ускользнуть был невелик, но все же имелся.
На счастье, Сабиней спускался неспешно, Приск нагнал его на середине спуска.
Центурион устремился на своего давнего врага с ревом, выкрикивая все знакомые ругательства на дакийском и приправляя их римскими. Сабиней обернулся и опешил. В первый миг он, как прежде свита Децебала, принял несущегося на него человека за перепившего накануне ремесленника. Посему Сабиней встретил нападавшего не клинком, а кулаками. И в следующий