перед собой человека в поношенном сером плаще. Еще – пуговицы на плаще были огромными, костяными, кажется. А на рукавах пестрели черные пятна. В руке человек держал зонт, с которого на палас стекала вода.
– Здравствуйте, – сказал он очень тихим голосом.
– Здравствуйте, – Ксюша попыталась улыбнуться. – А вы к кому?
– Федоренко здесь работает?
У него было блеклое лицо, совершенно невыразительное, а сейчас и вовсе стершееся из ее памяти.
– Мне юрист нужен, – пояснил гость, перевешивая зонт с левой руки на правую. – Хороший. Мне сказали, что он – хороший.
– Извините, но пока его нет…
Ксюша еще подумала, что надо бы запирать двери, когда она приходит в офис, а то мало ли…
– Подождите, пожалуйста, – она попыталась скрыть дрожь в руках. – Вот там, на диванчике. Хотите, я вам чаю сделаю? На улице дождь, и вы, наверное, замерзли…
Когда Ксюша сильно волновалась, она много говорила. А сейчас она волновалась сильно, и с каждой минутой волнение ее лишь возрастало. Ну вот почему посетитель молчит? Вдруг он – маньяк? И думает не о своих проблемах, а о том, как бы половчее Ксюше горло перерезать?
Однако гость послушно направился к диванчику, зонт, правда, оставлять в стойке для зонтов он отказался. И плащ не снял, так и сидел, нахохлившись, будто мокрый сыч.
И Эллочкино появление никак не сгладило неловкую ситуацию, хотя Эллочка и старалась, но гость ее не замечал, лишь попросил:
– Мне бы именно Федоренко…
Ну, а затем пришел Стас, и Эллочка с преогромным удовольствием перепоручила гостя ему.
Ксюша рассказывала и ела, а Игнат смотрел на ее рыжую макушку и думал вовсе не о том, о чем должен был бы. Забавная у него секретарша! Рыжие косички торчат в стороны, рыжие завитки выбились из прически и касаются щек. И ресницы тоже рыжие, длинные.
Ленке секретарша не понравится, тут и гадать нечего. По Ленкиному глубочайшему убеждению, секретарю надлежит быть или старой бабой, или страшной бабой, а лучше, если и то, и другое сразу. Ксюша была молоденькой и симпатичной. Какой-то гладкой, ладно скроенной, правильной. И в то же время очень яркой. Белокожая, синеглазая, она не стеснялась демонстрировать эмоции. И ела, не разыгрывая спектакль о потере аппетита и великом одолжении миру. И почему-то, глядя на Ксюшу, Игнат успокаивался. Хотя какое тут спокойствие?
Понедельник. Похмелье. Труп в кабинете. В его, Игната, кабинете! Нагло восседавший на его, Игната, стуле. И с его, Игната, ножом в груди.
Папочка! Дело-то пропащее!
Странность на странности и странностью погоняет. А Ксюша знай себе ложку уже не облизывает – грызет.
– Стас сразу сказал, что шансов нет, бесполезно в суд подавать. А этот – уперся. И платить был готов, – на ее лбу нарисовалась складочка. – Он так и сказал, что, мол, деньги – не вопрос, он любые заплатит. И вообще ему вся доля от наследства не нужна…
– А что нужно?
– Музыкальная шкатулка.
– Что?! – Игнат готов был услышать про дом, или предприятие, или еще о чем-то серьезном, но