с козами его не особо интересуют. Одна слишком любопытная коза подцепляет рогом подол Катькиного платья. «Дядьволодяяяя!», – кричит она. «Что? – из-за старой ветлы в отдалении появляется лохматая голова Дядьволоди. – А ну пошла!».
Козы слушаются, но этого хватит ненадолго; скоро всё повторится.
Стоишь на эстакаде. Сверху солнце. Сбоку козы. Вокруг комары – сколько мазью не мажься, всё равно искусают, чешись потом. И липа. Эта огромная бесконечная липа, и её крохотные цветки, которых даже не видно на широком тёмном дне корзины. А таких корзин нужно две.
Мы в деревне постоянно что-то собирали. Липу. Ромашку: это ещё хуже – её велено обстригать ножницами; от ножниц на пальцах мозоли. Календулу – ноготки. Лепестки роз. Шиповник. Зверобой. Чёрную смородину. Сливы. Яблоки. Созревание этих трав, ягод и плодов делило лето на куски, отмечало его серединку (ноготки) или близость скорого конца (яблоки).
Если бабушка за завтраком говорила «значит, так» – что-то опять созрело и нам предстоит приниматься за работу.
«Как древние люди, – бурчу я. – Как дурацкие древние люди!».
«Мели, Емеля, твоя неделя, чего ещё выдумала».
Бабушке невдомёк, что в груде макулатуры на растопку у печки я недавно нашла старый учебник истории для пятого класса. Теперь я знаю всё про феодалов и про то, что древние люди занимались охотой (как дедушка) и собирательством (как мы). Но от липы это нас не спасёт.
Жёлтые цветки падают на дно корзины. Скучно. Как быстрее собирать? Если бросать в корзину по одному? Или набрать полную горсть – и потом бросать? А, может, сначала собирать вдвоём цветки в одну корзину, а потом – тоже вдвоём – в другую?
Катька не соглашается.
Дурацкая липа. Не люблю липовый чай. Его заваривают, когда болеешь, и нужно пить его, пить без остановки, пока из ушей не потечёт жёлтая сладковатая вода.
Скучно. Жарко. Я читала, если думать про холод, будет легче. Мы пытаемся вспомнить новый год.
– У нас в саду ёлка была, – это Катька. – Я была знаешь кем? Снегурочкой! Вооот в таком длинном платье, мама сшила. Со снежинками такими блестящими и с короной.
– Подумаешь, – фыркаю я. – Я тоже была Снегурочкой. В платье.
Правда, в отличие от Катьки, радости мне эта роль не принесла.
В спектакле мне хотелось играть злого медведя, который притаился под елочкой и грозится Снегурочку, она же заблудившаяся девочка Машенька, сожрать. Тщедушный заморыш с двумя короткими тощими хвостиками на злого медведя не тянул никак. Роль косолапого досталась громкоголосой девочке Жанне, на которую после елки обрушилась вся моя сила мщения. Жаннины игрушки были поломаны и попрятаны по углам, а Жаннины косички изрядно поредели. К лету мы так и не помирились, а осенью увидимся снова и она у меня дождётся.
Впрочем, рассказывать об этом Катьке было бесполезно. Она правда не понимала, как может кто-то добровольно отказаться от Снегурочкиного платья. Это меня злило. Проще было поменять тему, но