Крылья.
– Нет! Здесь всего лишь узкая полоса леса и кустарника; нас наверняка найдут и уничтожат, или же мы умрем от голода. Нам остается только одно: оседлать лошадей и отправиться прямо в лагерь Ворон, показывая знак мира, когда будем к ним приближаться, – сказал дед.
– Нет! Нет! – крикнул Отах. – Давайте спустимся по ущелью, к реке, откуда мы пришли, а потом свернем на юг, перейдя реку Толсторога. Сейчас еще рано, охотники пока сидят в своих вигвамах, мы вполне сможем скрыться от них.
– Не нужно так думать, наши лошади слишком медленные. Давайте оседлаем и навьючим их как модно быстрее, – сказал дед, и мы побежали за животными.
Старики поторопились к вьючной лошади и погрузили на нее все наши вещи, пока мы с Отахом седлали остальных. Едва мы закончили и сели в седла, как услышали топот копыт и, посмотрев вверх, увидели всадника, который скакал по западному краю оврага и смотрел на нас, а потом развернулся и отправился к своему лагерю.
– Они хотят привести воинов, – сказал Отах.
– Да. Я был безумен, когда высказал свое предложение, – ответил тот. – Я должен был знать, что спасения нет.
Дед, бывший впереди, окликнул нас:
– Послушайте, юноши. Не показывайте страха, когда мы приблизимся к лагерю Ворон. Если они нападут на нас, будьте уверены в том, что вы убьете кого-то из них, прежде чем убьют вас, и тем докажете, что вы настоящие пикуни! Настоящие утсена!
Мы ничего не ответили, поэтому Раскрашенные Крылья обернулся и спросил:
– Вы слышали его?
– Да.
Больше ничего не говорилось. Мы выехали из ущелья в долину, выстроили лошадей в ряд и пустили их рысью, вьючная лошадь была впереди. Она увидела большой лагерь, ее уши поднялись, и она побежала в том направлении. Когда мы вышли из ущелья, всадник, который нас заметил, был уже недалеко от лагеря, он подгонял лошадь и кричал, зовя своих. Мы слышали ответные крики, все громче и громче, женские вопли, детский плач. Мужчины бежали за своими лошадьми, садились на них, и скоро на нас мчалась большая группа всадников, с оружием в руках, распевавших песню войны. Зрелище было ужасным. Я похолодел и задрожал. Я крепко держал свое ружье, лежавшее у меня на коленях, готовый в любой момент поднять его и выстрелить.
Дед и Раскрашенные Крылья подняли правые руки и затянули песню мира. Я сказал себе, что они напрасно напрягают легкие, и что вместо того, чтобы петь, им следовало бы взять свои луки и быть готовыми к тому, чтобы сражаться и умереть.
А потом – я едва поверил своим глазам – всадник, командовавший отрядом, который атаковал нас, велел своим воинам остановиться. Они сразу прекратили свою военную песню и натянули уздечки; лошади с галопа перешли на рысь, потом на шаг, потом остановились. Потом передний всадник громко что-то крикнул, из строя выехали четверо, присоединились к нему, и он повел их к нам.
Мы же в это время не останавливали лошадей, и Раскрашенные Крылья с дедом не прекращали петь песню мира и демонстрировать знак мира, пока