купленного в отделе лоскутов. Только подходящей обуви не было для Оксаны, туфелек со шпильками китайцы не выпускали на ее сорок первый мужской размер.
До диплома оставалось теперь два года.
Клавочка плохо спала и стеснялась этого, неподвижно лежала у стенки, хотя приходилось вылезать по надобности, но усталые мать с дочерью спали как убитые, дорожа каждой минуткой сна. Нина Сергеевна бегала в свободные от работы дни, хлопотала о гражданстве для старушки, хотя бы о временной регистрации, чтобы можно было вызвать врача. Ей приходилось тяжело. Шла оборона Москвы новым ополчением, силами учрежденческого персонала! Рядами, вооруженные до зубов, пряча печати и не давая справок, они занимали боевые позиции, только что без лозунгов типа «Но пасаран». Нине Сергеевне как агенту вражеских сил отказывали повсюду.
По чему Оксана тосковала, так это по своим английским курсам. В дороге она доставала из сумки всегда одну и ту же книжку, «Собаку Баскервилей» в оригинале, но тут же клевала носом.
Добившись каких-то минимальных сведений от товарищей по несчастью и очередям, Нина Сергеевна поехала в Полтаву. Нужны были данные из архива, что Клавочка родилась в Ставропольском крае, то есть была урожденной русской гражданкой. Паспорту новые защитники Москвы, оказалось, не доверяют!
Клавочка замерла от страха на эти три дня. Она боялась, что трясуны узнают ее новое место жительства. Она боялась, что Миша, если до него дойдет, что ее взяли заложницей, немедленно явится, и его убьют. Если его уже не убили.
Когда замученная Нина Сергеевна вернулась с бумажками и с победой, Клавочка, бледно улыбаясь, спросила:
– Ты что, ходила ко мне?
– Да упаси боже, – легко отвечала Н. С. – Только в архив. Теперь тебе должны дать гражданство! И пенсию!
Когда Клавочка удалилась к телевизору, мама Нина пояснила дочери:
– Я только в ее дворе посидела на лавочке. Якобы я хочу снять квартиру. Якобы я москвичка, сдам свою квартиру в Москве и сниму в Полтаве. Якобы мне климат подходит. Так придумала. Типа у меня астма. И не сдает ли кто. Ну, мне ничего не сказали. А купить сколько у вас стоит? И нет ли пустых квартир. Нет, говорят, не продается ничего. А мне, говорю, сказали, что десятая квартира недавно была продана. Промолчали. Я пошла, попрощалась, меня одна женщина догнала. Мы поговорили. Некто Валентина. Я ей телефон свой оставила, если что надо, пусть мне звонят, – добавила она простодушно.
– Ну и зачем ты это сделала?
– Что-то мне показалось, что она умалчивает о чем-то. Она тоже дала мне свой телефон. Ты же знаешь, что у меня чутье на людей.
– О-о. Эт-то мы проходили. Как бы про памятник на Белорусской.
– Все эти бабы, они должны помнить и Клавочку, и ту ее невестку. Ну, маму Миши. Особенно эта Валентина.
– И что ты ей сказала?
– Разумеется, ничего.
– Ма! Ну когда ты будешь думать над своими поступками?
– Валентина, кстати, вроде бы между делом вспомнила про Клавочку