Рождественские истории. Валера Нематрос

офисе праздничный переполох, возбуждение и ажиотаж. Все ходят, поздравляя друг друга, уточняя, когда же нас нахуй распустят. Утверждать, что атмосфера не рабочая, я не могу, потому что в обычные дни все занимаются примерно тем же.

      – Привет! Где встречать будешь? – Маринка, бухгалтерша. Не очень красивая, не очень умная, не очень стройная.

      – Кого?

      Маринка смущается. Она и не страшная в общем понимании этого слова, и отдастся мне по первой просьбе, но с этой просьбой я не спешу. Проебать работу я завсегда готов, поебаться на работе предпочитаю не.

      – Новый год, – тише, покраснев, говорит она.

      – Думал, в интоксикации, но боюсь, не успею, – чересчур уж зло отшучиваюсь я, бросая взгляд на часы.

      – А, ну ладно, – пожимает плечами она и уходит. Насколько я помню, она живет с мамой и бабушкой. Им бы в хату подселить Ринго Старра, и самый охуенный квартет в истории готов.

      Мысль уже не остановить, и она выворачивает к моей матери. Отменили урок, мы с другом Гордеем пришли ко мне поиграть в Сегу. Мать с соседом дядей Мишей кувыркались в родительской спальне.

      – Глубже! – в исступлении орала она, – глубже!

      – Да не могу я глубже, – оправдывался дядя Миша, – итак по самые яйца уже.

      – Я, пожалуй, пойду, – сказал Гордей.

      Мне захотелось объяснить ему, что они – шахтеры, а не то, что он подумал. Еще захотелось схватить лыжную палку, стоявшую тут же в коридоре, которую, кстати, в прошлом году подарил мне дядя Миша, и проткнуть ей этого тщедушного человечка. Но больше всего хотелось пойти и закрыться где-нибудь в самом темном чулане или утопиться в реке. У нас с соседями был некий ритуал обмена папами на Новый год – оба наряжались дедами Морозами и отправлялись поздравлять. Отец соседей, дядя Миша – нас. Кажется, в этот раз он решил подменить батю не только на Новый Год.

      Я тихо прошел в свою комнату и позвонил отцу на работу, сбивчиво объяснив суть происходящего.

      – Да. Ебутся… – подтвердил я.

      Батя лихо гнал домой знававшую лучшие времена «четверку». На повороте его поджидал столб.

      Гордей не умел держать язык за зубами, и назавтра в классе адюльтер был бы главной темой для разговоров, но батя разбился насмерть, и тема смерти перевесила тему любви.