время службы я слышал, как вы поете. Пусть регент послушает тебя, честной брат Александр.
Попрощались, но уже на улице послушника догнал келейник, просил вернуться.
У архимандрита уже новые посетители.
– Брат Леонтий – келиот, брат Николай – сиромах, – назвал архимандрит своих гостей и представил: – Рясофорный послушник Александр Булатович, из гусар лейб-гвардии, полковник.
Сказано было с удовольствием, отец Иосиф любил офицеров.
– Благословляю взять лошадь. Брат Леонтий, тоже на лошади, покажет место, где начало Афону и место явления Богородицы в наше время.
Ехали конь-о-конь, но келиот молчал сосредоточенно, видимо, читал молитвы. Испытание брат Александр выдержал. Келиот вдруг спросил:
– В России, в монастырях, чтят Иисусову молитву?
– Чтят, – ответил брат Александр.
– Но есть ли у ваших монахов осознание, что Господь в имени Своем Сам находится Своим страшным присутствием в Его Иисусовой молитве?
– Об этом не думал, – сказал правду брат Александр.
– Но это истина! Душа, потрясенная страхом присутствия Божия, замирает, собирается в себе всеми силами и чувствами. Прекращаются наши метания по лику Земли. Макарий Великий, Египетянин, так говорит об этом: «Сердце, как воск от огня, растекается от ощущения близости Сына Божия, от нашего прикосновения к Нему умом и сердцем. Одним словом, душой».
– Спасибо! – сказал брат Александр. – Начинается моя жизнь познания…
– Драгоценность Афона в том, что здесь живут простецы. Много простецов. Изощренный ум – вулканическая магма, а простота – свет.
– Скажите, а что это такое – сиромах, келиот?
– Сиромах – отшельник, но зачастую не имеющий пристанища. Странствующий отшельник. Келиот – насельник кельи, но келья на Афоне – это не только одинокое жилище. Чаще всего небольшие обители. Монастырь у русских на Афоне один – Пантелеимоновский, скитов – четыре: Свято-Андреевский, Свято-Ильинский, Кромица и Новая Фиваида, а келлий под шестьдесят или даже более того. Принадлежат они, однако, не только русскому монастырю, но и греческим. Впрочем, Свято-Андреевский скит под началом Ватопедского монастыря, истинно греческого. А теперь, брат, помолимся. Мы уже в Кариесе. До Иверона здесь – верста.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, – прочитал про себя послушник Александр.
На подворье Никифоро-Геннадиевского монастыря он читал и читал эту молитву. Там – низкое небо, серый воздух. Темная земля, темный лес, темная глыба города, заслоняющая горизонт.
Здесь – сияющий воздух, теплая, разогретая солнцем земля, запах кипарисов и моря.
Дорога, петляя, вела из царства радостного света и цветущей земли к темным камням и темному морю. Небо закрыло облаками, и море сияло очень далеко, по горизонту.
– К чему бы такое?
Оставили лошадей, к морю шли по камням.
Стояли на берегу, куда прибило бурей корабль Четверодневного праведного Лазаря – епископа