У него не было выбора. Свернуть в море одиноко стоящих башен-высоток означало окончательно заблудиться и пропасть. Повернуть обратно не имело смысла. Да и дорога домой давно была забыта. Город заставлял людей забыть, откуда они пришли. Перейти магистраль было невозможно, ибо в Волшебном городе напрочь отсутствовали светофоры. Автомобили мчались с бешеной скоростью. Не для того они достигали пределов Восточной Столицы, что бы тут тормозить. Их энергия требовала выброса. Новичку оставалось одно – идти вперед в надежде что рано или поздно будет достигнута цель. На этих широких проспектах трудно было спрятать свою интимность. У каждого был свой штрих код. Город оставался гигантским торжищем, где каждый торговал всем, чем только можно: своей красотой, своим умом или дружбой. Лишь в мире грез можно было оставаться девственно искренним и непосредственным в своих переживаниях. Все было словно во сне. А может быть, жизнь в Большом Городе и была сном. По крайней мере, мои сны в Большом Городе были более реальным миром чем мир существующий. Дабы не заблудиться в том сне, мне было подсказано, что бы все свои действия в Восточной Столице я соизмерял с китайской Книгой Перемен.
Гадание по китайской Книге Перемен: «Счастье! Вникни в гадание. Изначальная вечная стойкость. Не лучше ли сразу прийти? Опоздавшему – несчастье. ( Гексограмма Би)».
О ТОМ, ЧТО ПТИЦА СИРИН БОЛЬШЕ НЕ ПОЕТ
Гадание по китайской Книге Перемен: «От летящей Птицы останется лишь голос ее. (Гексограмма Сяо-го)».
Первую мою ночь в Большом городе пришлось провести на скамеечке в парке. Мимо прошли трое молодых провинциалов. Один из них наставлял других: Москва – суровый город. Москва – суровый город. Он призывал их мобилизоваться. Показались две школьницы-семиклассницы с огромными рюкзаками. Одна из них держала в руках книгу революционерки Александры Коллонтай «Дорогу Крылатому Эросу. Письма рабочей молодежи». Школьница подошла ко мне и потребовала: Киса, дай сосиску. – Надо же, какие тяжелые рюкзаки у нынешних семиклассниц, – подумал я. Есть свое очарование в пустынных бульварах большого города, когда вы остаетесь с ними наедине. Это нечто очень интимное. Уединение было нарушено робким окликом. Оглядевшись, я никого не увидел. Однако вскоре меня окликнули еще раз. Теперь уже несколько более смело. Подняв взгляд, в ветвях большого древа я увидел Русалку. Это была пожилая женщина крупной комплекции. У нее были пронзительно ясные глаза. – Я заждалась Тебя, – радостно прощебетала Русалка. – Меня? - удивленно переспросил Я. – Да, Тебя. Ночью мне приснился сон. И это было мне знамением, что сегодня встречу Тебя. – Интересно, и что же Вы увидели там во сне. – Моего покойного мужа. Он то же бы Русалом. Во сне мы вместе доили коров.
Меня так и подмывало спросить, какое отношение я имею к дойке коров и непонятному русалу, но делать этого не стал. Было очевидно, что так называемая Птица Сирин была «с небольшим приветом». Я примостился на скамейке