Сейчас, он видел как загорелись глаза Луция, стоило тому услышать, вот так запросто, в своем доме, такие опасные, но вместе с тем близкие ему слова. Однако, ответ сына заставил его пересмотреть взгляд на характер своего ребенка.
– Нет. Я считаю, что этот закон никоим образом не пятнает чести римлянина. И справедливость своей мысли я вижу в том, что убийство римлянина, префекта города, в своем собственном доме, не может быть действием спонтанным, а есть акция продуманная, хладнокровно решенная позорным рабом. Я уверен, что кто-нибудь из рабов обязательно знал или догадывался о злых мыслях убийцы, и не сделал ничего, позволив, свершится задуманному.
– То есть, из одного негодяя, должны погибнуть несколько сот человек? – уже каким-то загадочным и расстроенным голосом проговорил Кандид, заглядывая в глаза юноши, как-то искоса.
– Я считаю, что торжество закона должно превозмогать над чувствами. Я считаю, что если бы сенат отреагировал по-другому, то очень нехорошие мысли поселились бы в головах рабов по всему миру. И напоследок, я считаю, что каждый волен распоряжаться своими рабами, как ему будет угодно. Поэтому, придя в собственный дом после прений в суде, он смог бы явить рабам свою волю, сказав им о том, что их хозяин, является обладателем прогрессивных взглядов, и если бы случись в его доме что-то подобное, наказан будет только виновный.
Пирующие и обслуживающие пир рабы, уставились на Луция. Он стоял раскрасневшийся от эмоционального возбуждения, глаза юноши светились дьявольским пламенем. В нем читалась такая уверенность и решимость, что спорить с ним сейчас, было бы делом неблагодарным, даже, если бы, он оказался тысячу раз неправ. Свою тираду он выпалил с такой уверенной твердостью, что казалось, по-другому просто не может быть. Видимо не зря Луций занимался с греком-преподавателем искусством ораторского мастерства, ибо на лицах, слушающих его, не то чтобы сомнения в правоте слов юноши не было, отсутствовал даже намек на них. Однако, к такому еще не успели привыкнуть родители Луция. Они возлегали, разинув рты и не сводя глаз со своего ребенка. До этой минуты родители не замечали в своем мальчике яростного и непреклонного Демосфена. Хотя речь его и не особо понравилась Флавиану, потому что в ней виднелись нотки нападок на Кандида, как бы вызов ему, однако, в любом случае, она была пламенна, обдуманна и патриотична. Отцу особенно доставило удовольствие, что произнес речь именно его сын. Между тем Кандид ни капли не расстроился, и не принял на свой счет никаких обидняков. Напротив, ему импонировали люди, умеющие думать и идти за своими мыслями, даже если они пересекались с мнениями остальных, пускай и более авторитетных людей. Его подкупала открытость Луция, нравилось его неподдельное стремление отстаивать свою точку зрения. Да и просто, всем своим видом и напористостью он понравился Кандиду. Поэтому расплывшись в неподдельной улыбке, он ответил:
– Я такого, своим рабам никогда не скажу!! Что же я, сумасшедший что ли? – при этом он прыснул со смеху и так звонко расхохотался, что смог заразить