по ступенькам, по пути козырнув встречавшим его райкомовским работникам. Четко, шагом военного человека прошел по темному коридору, застланному ковровой дорожкой.
Два молодых офицера сопровождали его, пытаясь попасть в ритм шагов, не обогнать и не отстать. Один из офицеров, совсем еще юноша, высокий и стройный, с фасонисто сдвинутой набок фуражкой, несший генеральский портфель и всем своим видом показывавший важность выполняемого им поручения, попытался пройти вперед, чтобы распахнуть двери, но генерал сделал это сам и, козырнув вставшему при его появлении помощнику секретаря, остановился у раскрытых дверей кабинета.
– Эге-ге-ге! Сколько вас тут! Здравствуйте, товарищи! – Веселыми глазами он окинул притихших при его появлении людей, поздоровался за руку с секретарем райкома и попросил у него разрешения умыться после дороги.
Пока Дудник умывался в смежной комнате-бытовке, районных работников из секретарского кабинета будто ветром сдуло.
– Испугались хлопцы? – спросил генерал, посматривая молодыми глазами, потянулся было к пустому графину, вызвал ординарца, распорядился принести из машины бутылку боржоми.
– Выступите перед народом, Семен Титович? – Ткаченко смотрел на генерала, сидевшего в расслабленной, непринужденной позе человека, решившего хотя бы несколько минут вырвать для отдыха.
Генералу приходилось трудновато. Его «епархия» была обширна и, увы, богата разными чрезвычайными случаями: «сейсмическая» была территория. И везде нужен глаз да глаз. Вот и мотался Семен Дудник, стараясь поспеть всюду, потому что в его деле опоздание иногда могло привести к непоправимым последствиям.
– Выступать нам не особенно велено, Павел Иванович, – ответил Дудник, – хотя наше дело и ваше связаны теснейшим образом. Борьба-то ведется политическая.
– Острополитическая.
– Вот именно. – Генерал посмотрел на часы. – На вас надеюсь. А сейчас мне придется подъехать к вашим соседям. – Он назвал район, расположенный южнее Богатинского. – Там, насколько понимаю, я нужнее. А вы посовещайтесь, Павел Иванович. Амнистия пока объявлена на бумаге, а вот претворить ее в жизнь…
– Жалко, что уезжаете, Семен Титович, но ничего не попишешь. Мы решили, кстати, провести не совещание, а собрание. Имели желание после собрания задержать вас на чашку чая.
Генерал поднялся, подошел к окну, вдохнул полной грудью, прищурившись, поглядел на улицу, заставленную машинами, бричками, на толпившихся возле них людей.
– Значит, собрание? – переспросил генерал, продолжая наблюдать за толпой. – Доступ свободный? Набьются кто ни попадя, попробуй потом разберись…
– Примем предупредительные меры, не без этого. Мы же обязаны выходить в массы. Правда наша открыта для всех.
– Ну что же, против собрания я не возражаю. – Генерал откупорил принесенную ординарцем бутылку боржоми, налил стаканы, один подвинул Ткаченко. – Пейте! На Кавказе из горы бьет, а здесь редкость.
Ткаченко