любила своего мужа. Вчера вечером их заставили провести совместное чтение, от чего она обычно не получала особой радости, но в этот раз ей на удивление понравилось слушать его стихи, как будто кто-то елозит ключом в замке языка, но ключ заедает, заедает – и вдруг резко проворачивается. По стечению обстоятельств, на чтении присутствовали три психиатра: один, судя по всему, очень именитый и два из Шеффилда, все в плавках. На задних рядах сидел мужчина аристократичного вида и задавал вопросы. Всем нам есть на что надеяться, сказал он загадочно. Позже за ужином Кэти оказалась за столом рядом с ним. Фелиция, Фелиция, сказал он, это та писательница. Акцент Фелиции безошибочно выдавал в ней высший класс. Кэти уткнулась в свой амюз-буш, белый ломтик рыбы, пережидая неловкость.
Завтра будет 41 градус, сказал ее муж. Это 106 градусов по Фаренгейту. То есть когда в Индии и странах Персидского залива температура за пятьдесят – это очень жарко. Неудивительно, что они там умирают. Это же на 30 градусов выше нормальной температуры тела. На нем была розовая футболка, и с его обгоревшей на днях левой ноги начинала слезать кожа. Где-то заработала дрель. Кэти всё записывала в блокнот – в какой-то момент ее резко охватил страх, что она исчерпает настоящее и окажется на передовой, одна на гребне времени – абсурдно, но разве не возникает иногда ощущения, будто мы не можем проходить сквозь нее все вместе, сквозь эту зеленую одновременность жизни, как акулы, внезапно выныривая из нависшей стены воды? Не исключено, что скачка ее мыслей предвещала мигрень, не исключено. В твиттере писали, что пропала китаянка, фотограф. В последний раз ее видели на похоронах ее мужа, который получил Нобелевскую премию мира, а потом остаток жизни провел в тюрьме. Кэти видела ее на фотографиях, напряженную, в темных очках. В общем, она пропала. Еще у Кэти в голове вертелось заявление правительства, что-то о развеивании праха над морем или вроде того. Когда обвинения против Джимми Сэвила стали достаточно правдоподобными, его надгробный камень выкопали из земли, размололи на гравий и закатали в асфальт. Звучит как-то странно, но в памяти у Кэти осталось так. Прах Джимми Сэвила мог теперь быть где угодно, налипший на шины автомобилей, медленно и неумолимо распространяясь за пределы острова, особенно на паромах. Зло представляло интерес для Кэти, она была не из слабонервных, она много лет проработала в стрип-клубе на Таймс-сквер, она повидала похоть и мертвые глаза. Она танцевала номер Санта-Клауса, чего не сделаешь от скуки, обнажая взору мира свои маленькие сиськи-глазуньи. Если ты не подышал сполна этим воздухом, пропитанным мочой и спермой, ты ничего не знал о жизни – о, Кэти повидала сполна. Я хочу знать, почему президентом всегда становится клиент проститутки, а не сама проститутка, написала Зои Леонард в своем знаменитом расхожем стихотворении, и Кэти подумала, этот вопрос всё еще актуален, почему некоторые люди только покупают и никогда не продают.
Ей было сорок. Она дважды перенесла рак груди, едва ли осталось какое-то