иголки щетины показались Кейтлин самым настоящим, что только могло быть. Она зажмурилась, погружаясь в это ощущение с головой – первое настоящее ощущение за всю её жизнь, целиком и ещё на маленький кусочек состоящую из снов. Руку не хотелось убирать, но поверх кисти легла тёплая шершавая ладонь и чуть отвела её в сторону.
– Не надо, – сказал Грег. Без прежней резкости, почти просительно.
– Не буду, – машинально согласилась Кейтлин.
Она не была бунтарём, но и такого желания соглашаться со всем, что только будет ей сказано, до сих пор не замечала за собой никогда.
– Идём домой.
Кейтлин коротко кивнула. По коже мягким мехом прошлось это «домой», но вслух она ничего не сказала.
Они двинулись вниз по течению реки и на какое-то время замолкли. И только когда до лофта оставалось совсем немного, Грег поймал её за плечо и, остановив, заставил повернуться к себе лицом.
– Я не хочу, чтобы ты ходила в этот паб, – сказал он жёстко.
По спине Кейтлин пробежала волна мурашек, и по телу разлился огонь. Кейтлин закусила губу, заставляя себя успокоиться, и, чуть улыбнувшись, шагнула вперёд.
– Хорошо. Если ты покажешь мне другой.
– Исключено.
Грег отвернулся и, не прощаясь, двинулся прочь.
Глава 4
Вернисаж, мастер-классы и недолгие поездки в Дувр составляли всю её жизнь.
Вернисажей было три – по выходным она выставляла картины на Пикадилли, в понедельник и вторник – на южном побережье Темзы, в четверг и пятницу выезжала в центр, где рисовала портреты туристок за пятьдесят фунтов штука. Оставшийся – седьмой день – занимал Дувр.
Когда-то, когда Кейтлин только приехала в Лондон, ей казалось, всё, о чём она мечтает – это рисовать. Переносить на холст образы, которые роились в её голове: будь то сны или нечто иное.
Теперь, с наступлением осени, ей всё чаще казалось, что она хотела другого. Дорога из Вест Энда до Пикадилли, а затем полтора часа обратного пути – сорок минут, если ехать на метро – были огромной, тяжёлой рамой для слишком маленькой картины, которую она едва успевала нарисовать за день. Да и картина эта оставалась плоской, как ни старалась Кейтлин насытить её красками, и чем дольше она думала о причинах, тем больше понимала, что Рейзон, пожалуй, прав.
Ей не хватало возможности увидеть свои иллюзии глазами, коснуться рукой древних шершавых камней.
Раньше, до того как Кейтлин приехала в Лондон, они с семьёй почти каждый год ездили в небольшие турне— и замки жили в ней, дышали, просились наружу.
Теперь, в Лондоне, сны потускнели, стали повторяться – и с каждым разом становились прозрачней, будто ускользали.
Зато теперь она всё чаще видела новый сон. Кейтлин не знала, можно ли отнести его к числу тех, что она видела прежде – ведь раньше ей тоже снился мужчина. Снились сильные руки, гулявшие по её телу, снились колдовские глаза, горевшие в темноте.
Теперь мужчина обрёл лицо.
Кейтлин видела его ясно, как наяву. Грег приходил к ней едва ли не раз в неделю, его руки были