должны были поднять индустрию, в том числе – наукоемкое производство. Да, подчас Советское государство было вынуждено гнаться за быстрым барышом, быстро увеличивать объемы продаж нефти и газа. Планы по развитию переработки сырья приходилось откладывать.
Человек
Советские телезрители отмечали вечную угрюмость, сосредоточенность Косыгина. Он не подчинялся канонам официозного поведения. Сразу было видно: независимая личность, крепкий характер. Ведет себя так, как привык, как считает нужным. Взгляд его смягчался, проступала открытая улыбка, когда на демонстрациях пионеры повязывали ему красный галстук. В ответ он, как и соратники по «бессмертному гарнизону», отдаривался конфетами.
Как известно, коммунистом и главой семьи Косыгин стал почти одновременно – в 1927 году. Тихий Киренск с удивлением наблюдал за комсомольской свадьбой молодого сотрудника потребкооперации. Работа и семья существовали для Косыгина в разных измерениях: на службе он преклонялся перед точностью, дома – перед Клавдией Андреевной. Он восхищался тем, как непринужденно она беседовала со Сталиным о женской доле, когда он назвал ее «морячкой», а в итоге Клавдия Косыгина поразила вождя-вдовца чеканным определением: «Жена – это судьба». Дома Косыгин был куда менее привередлив, чем в работе. Тарелка овсяной каши каждое утро, да чай из раскаленного самовара… Квартира Косыгиных на улице Грановского, а позже – на Воробьевском шоссе была гостеприимным домом для старых друзей и знатных гостей, которых умела приветить Клавдия Андреевна. В доме бывали М.А. Шолохов (с ним все Косыгины были «родными по духу», как говорила дочь писателя), А.И. Хачатурян, Т. Н. Хренников, М.В. Посохин, академики Келдыш, Челомей и Александров… Болезнь Клавдии Андреевны заставила премьера оборудовать рабочий кабинет в больничной палате, рядом с женой. О трагедии Косыгин узнал, стоя на Мавзолее: шла первомайская демонстрация. Свою Клавдию он вспоминал каждый день, вплоть до последних дней в больничной палате…
Служба свела главного инженера страны и с главным антисоветчиком. А.И. Солженицын записал на одной из хрущевских встреч с интеллигенцией: «…И в какой-то особой удрученно-ослиной позе, не разделяя этого сборища и не касаясь его, сидел Косыгин. Глава правительства – сам был здесь раб безысходный, комический, хотя ждали его дела поважнее… Косыгин сидит, все так же уныло ссунувшись плечьми между рук, показывая, что он тут ни при чем, не участвует, такой глупостью он не стал бы заниматься».
Пройдут годы, Косыгин прочитает «Пир победителей». Пьеса возмутит Алексея Николаевича: такой клеветы на самое святое, на Победу, он не мог снести. Наконец в 1973 году на стол Председателя Совета министров СССР легли увесистые тома «Архипелага ГУЛАГ». И снова – жестокие строки о Великой Отечественной, прославление власовцев и бандеровцев… Великий педант Косыгин с ужасом вчитывался в солженицынскую цифирь: как ловко этот талантливый