не мучай шофера, веди в ванную, и тотчас же в гостиную! И обращайся к нему уважительно. Он старше тебя по званию… Нашла тоже мне юрту!
– Будет в точности исполнено, товарищ главный командир!
Василий был препровожден в сверкающую начищенной медью ванную комнату и тут же получил полотенце. Вымыв руки, он оказался в гостиной, где его ждал хозяин. Пронин был одет в китель и галифе, но из-под брюк виднелись домашние тапочки, похожие на музейные бахилы.
На белоснежной скатерти, покрывавшей стол, дымился самовар, стояли чашки и блюдца. В вазочках, расставленных по столу в художественном беспорядке, приметливый бурят увидел сахар и варенье из слив, вишен и, кажется, крыжовника.
– Проходите, – Пронин сделал приглашающий жест рукой, – чаек сами себе наливайте, хотите покрепче, как я, хотите – не очень.
Пронин заметил, как молодой шофер быстро сложил перед собой руки и резко вывернул их ладонями вперед, затем, соединив несколько пальцев обеих рук, сложил их около пупа.
– Благодарю хосяина этого дома, пусь покой и ссястье никогда не покидают его зилиссе. – Бурят почтительно поклонился.
Агаша, стоящая у двери, ведущей в столовую, ахнула и взмахнула руками.
– Эвона, какие вы церемонные!
Пронин тоже смутился и, пожимая плечами, проговорил:
– Да, будем попроще, Василий Могулович. Адам Константинович Васильев, которого вы заменили, был, конечно, тоже человек с великолепными манерами. У великого князя учился. Уж сколько раз он Агашу останавливал, когда она ему по простецки что-то говорила…
Василий Могулов аккуратно сел на гнутый венский стул.
– Не надо, Иван Николаевич, при новом-то человеке! – взмолилась Агаша.
– Ну ладно, ладно! Так, молодой человек, расскажите мне о себе подробнее. Кстати, вы ведь сюда на лифте ехали, не правда ли? – Пронин удобно расположился в кресле. – Наливайте чай-то, Василий.
Могулов налил в чашку крепкую заварку и посмотрел на самовар. Неуверенно подставил чашку под краник и повернул ручку. Потекла вода, и шофер облегченно вздохнул.
– Что, у вас в Бурятии чай иначе разливают? – спросил Пронин.
– Да, его греют прямо в тяйниках, у каздого гостя свой тяйник, а тяй растирают в поросок.
– Вот, Агаша, пример пережитка махрового индивидуализма. У каждого свой чайник! А если гостей – сотня?
– Тогда идут в гости со своими тяйниками, – серьезно ответил Василий.
– Знали бы об этом в Туле! – рассмеялся Пронин. – А ваша родина как зовется?
– Могойтуй.
Василий Могулов краем глаза рассматривал обстановку пронинской гостиной. Ковер, явно восточный, ручной работы. На ковре – восточные же сабли, два старинных пистолета. Рядом висит диковинная семиструнная гитара – память о давнишнем приключении. На другой стене – карта СССР. У стены, сбоку от окна, – письменный стол. На нем немного бумаг, книги, бюст Пушкина и лампа с абажуром. Бюст Сталина. Еще довоенный – без маршальских погон. Стеллажи с