увели?
– Неделю назад, – сказал Матс сумрачно. – Не так давно, но у меня ощущение, что полицию это волнует мало. По-моему, они к кражам вообще относятся с прохладцей.
– Даже миллионным? – удивилась Диана.
– Так ведь это не их миллион. «Почему вы держите такие ценности дома, без охраны, у нас столько охранных фирм»!
– И правда, почему? – спросила Диана.
– А потому, что охрана стоит дорого! Я ведь не миллионер.
– Разумнее было бы картину продать, – заметил Калев, – а деньги держать в банке. Еще и проценты можно было бы получать.
– Это верно, – признал Теллер. – Я и собирался. Просто она мне нравилась, я ее повесил в спальне, утром и перед сном полюбуешься, уже настроение лучше.
Он снова вздохнул.
Калев снял очки и меланхолично потер концом дужки переносицу.
– Я, конечно, поговорю с Андресом, – сказал он, – но не поздно ли? За неделю картину могли двадцать раз вывезти из страны, поди теперь поищи… А, кстати, большая она?
– Семьдесят на девяносто.
– Немаленькая. А как он ее вынес? Снял с подрамника или как есть?
– Как есть. Вместе с рамой.
– Удивительно, что никто его не приметил… Хотя, конечно, в нашем районе даже летним днем народу немного… Но дальше он ведь не будет с рамой разгуливать. Снимет холст с подрамника, свернет в рулончик, и пожалуйста, свободно влезет в чемодан. Сдал в багаж и махнул в Европу. В любую страну.
– Такую ценность, и в багаж?! – возразила Диана.
– Ну не в руках же ее нести.
– Все равно, вряд ли все это так просто.
– Вряд ли, – вдруг согласился Калев. – Все зависит от того, кто вор. Одно дело, если это продуманная кража с заранее намеченным покупателем или перекупщиком, другое, коли импровизация… Слушай, Матс, а больше ничего не украли, только Коровина?
– Только.
– Но тогда вор знал, за чем он идет. При всей своей фантазии мне трудно вообразить заурядного квартирного вора, который залез в дом, прошелся, увидел в спальне картину, одну из многих к тому же, твои ведь тоже везде висят, с первого взгляда определил ценность полотна…
– Он мог прочесть подпись, – сказала Диана.
– Да, разумеется. Прочел и, как недюжинный знаток живописи, сразу понял, что вот он, миллион, больше ничего брать не стоит, игнорировал компьютер, телевизор, словом, все, что обычно квартирные воры тащат, снял Коровина и был таков?
– Не очень правдоподобно, – признала Диана.
– Таким образом круг подозреваемых можно очертить сразу. Это те, кто знал о картине. Ну-ка, Матс, перечисли нам их.
– Конечно, я над этим размышлял, – ответил Теллер после небольшой заминки. – Тем более, что и полиция этим интересовалась. Но, понимаешь, это не так просто. Картина принадлежала нашей семье больше шести десятков лет. Отец мой был еще совсем юнцом, когда ее купил. После смерти бездетного дяди ему достались кое-какие деньги, и, вместо того, чтобы вложить их, скажем, в ценные бумаги, он купил картины. Тогда в Эстонии было много русских эмигрантов, белогвардейцев