ответа. И он действительного его не знал. Потом он нашел в себе силы: «Я не знаю. Мне кажется, он есть, но он не такой. Он бы не позволил!»
Я не знаю, что он хотел этим сказать. Он создавал вид очень испуганного человека. Я решил его успокоить. Спросив про семью, откуда он родом и где учился. Весь час он нехотя рассказывал, но уже к концу он раскрепостился, рассказал, что планировал строить дом на побережье Оби и про свое детство в деревне. Я ничего не имею против деревенских, но честно признаться, всегда недолюбливал с ними говорить. Не знаю почему, но каждое их слово мне казалось не уместным и совершенно неинтересным. Даже если мы говорили на нейтральные темы. Может это отчасти высокомерно, но не было у меня никаких точек соприкосновения с сельскими жителями. В какой-то момент я пожалел, что вообще начал с ним диалог и просто ждал, когда закончится наш сеанс. Я уже практически его не слушал. Отдельно вылетавшие слова редко до меня доносились, это были «рожь», «пацанами», «плаха», «иткуль». Я не предавал никакого значения этим словам, молча листал его личное дело. Хотя и его не особо читал. У меня в голове гуляла мысль, так же я не люблю деревенских как нацисты евреев? Санатулов продолжал «погост», «давеча», «мормышка». Наверное, все же нет, у меня не было желания его сжигать в печи, но контактировать с ним уж очень не хотелось.
Сыровенко в этот день ко мне не привели. Сказали он, что-то учудил на завтраке и теперь сидит в одиночке. Я сунул карту Сыровенко медсестре сказав продолжить назначенное лечение доктора Прошина, подпись от меня не потребовали. Медсестру эту звали Анна. Она всегда мне улыбалась, а может и всем остальным. Но мне это нравилось, сам я не часто улыбался. Хоть в детстве у меня и были брекеты, голливудскую улыбку они мне не подарили. В последующие дни мне дали трех пациентов Владимир Гвоздь, Анатолий Беспутин и Аксенов. Имя последнего уже не помню.
Гвоздь и Беспутин признались в атеизме. Аксенов пытался ответить отрывком из библии, но не смог даже закончить предложение. Через неделю и он признался, что не верит ни в Бога, ни в Дьявола.
Сыровенко вернулся из изолятора, к тому времени я уже сам ответил на этот вопрос. Почему же он сказал мне, что атеист? Ему нечего передо мной скрывать, но обществу в этом никогда не признается. Ему тут нравится.
Далее мне дали пациента Клещева, кажется Егора. Мне стало интересно, почему и он отрицает свою веру. Принятие проблемы первый шаг к ее исправлению, вроде бы так говорится. Я решил попробовать убедить пациента в том, что религии не так уж страшно и здесь нет ни чего необычного. По моей задумке больные не будут ее отрицать, тогда уже можно будет начать лечение.
Товарищ Клещев 1963 года рождения, вырос в городе N где и провел всю свою жизнь. Христианин. Отец двух детей. Разведен. Высшая мера наказания за торговлю наркотиками. Переведен в лечебницу за день до исполнения приговора. Параноик, хотя на вид и не скажешь.
Я решил не пугать его и начать с малого. Расспросил про семью и старую жизнь, он охотно все выложил. Чувство стыда отсутствовало напрочь. Я снова