Людмила, домой, я все придумал”.
Раз я жить без тебя не могу, я без тебя застрелюсь. Один!
А у Людмилы лицо все пятнами покрылось нет говорит я тебе одному уметь не дам.
А тот – дашь!
Не дам!
“Дашь, – говорит, – и мозги мне, дорогая, не кушай”.
А Вано шмайсер вверх дулом держит, на изводе, и быстренько нажала на курок Людмила.
“Не хило, – Вано говорит, – да это, спасибо небесам, не последний патрон из сахара и соли на планете Земля”.
Но Вано ошибался, Людмила ему про это рассказывает, а у самой сердце все сильнее и сильнее скукоживается.
Вано за голову – что делать без патрона? Камень из рук Людмилы вырывает и за пазуху кладёт, и бросается в пруд.
Людмила снова орать! Но недолго орала – Вано вылезает и признаётся:
“Я камень уронил, он без меня на корм рыбам ушёл, а я вот к тебе”.
Шашки нет, камня нет, шмайсер есть, но без патрона, да и шмайсера нет, Людмила признаётся, а зачем он нужен, я его выбросила.
И тут Вано:
“Значит, мне ещё жить, а жить без тебя я не могу. Вот это во времена Софокла и звалось трагедией. Баста – конфликт неразрешим – глубже смерти небытие”.
Людмила в ответ ничего не говорит. Людмила думает. Так они сидят.
И тут – опа – признаки жизни от Плешивых; повод – всплывший из забытья факт наличия трёх бутербродов с докторской колбасой в закромах вместительного бюстгальтера.
Вано второй доедает, Людмила первый жуёт, по-маленьку откусывает.
“Ты так хоть вкус чувствуешь, милая моя?” – спрашивает Вано и в глаза заглядывает.
“Друг мой, так если я тебя люблю, а ты меня, а друг без друга мы ни жить, ни умереть, так может вместе пойдём?”
Говорит это Людмилка, а над ней венец мудрости сияет. Вано ей руку протянул, и в землю смотрит. Чувствует, к ладони тепло и нежность котёночком слепым свернулось.
И идут уже, болтают, Геннадий из окна их увидел, слава, говорит, вселенной, она не навредит, она любовь уважает, и уважение любит.
Знаешь, – говорит Вано, – а я так рад, что мы с тобой идём, хоть и непонятно куда.
Умер. Да здравствует король!
здесь за гаражами возле ржавых баков
Боже! наконец-то… Господи! мы одни…
кирпичи и камни битые бутылки —
прекрасная природа и поле для любви
На Виктора налетел мускусный траурный запах: после смерти Леночки зеркала завесили худой черной тканью, переставили мебель: раздвинули пространство, чтобы поставить гроб. Все остальное оставили так, как было при жизни покойницы: говорят, так нужно для успокоения души.
Обойдя все комнаты, удостоверившись, что в квартире по-прежнему уютно, несмотря на похоронную атмосферу, Виктор сел за круглый стол, заботливо накрытый желтой скатертью в мелкий цветочек, и облегченно вздохнул. Его вдруг обволокла тихая бытовая радость от того, что он не успел жениться на Леночке. Не было никаких справок, нотариусов, оформления наследства. Было короткое письмо о смерти, и все.
Леночку Витя обожал и единственный не верил, что она слабоумная. И имел основания: