под пристальным взглядом ее близоруких голубеньких глазок.
‒ А вы на Костю, Алешиного папу, немножко похожи. ‒ Она улыбается, но взгляд остается жестким, подозрительным. ‒ И на самого Алешку… чуть-чуть. А вы не этот, не дальний родственник?
‒ Меня самого поразило сходство. Ну и решил познакомиться с Алешей. Я приезжий.
‒ А откуда явился-то?
‒ Издалека. Из Москвы.
‒ А чем занимаешься?
‒ Есть в Москве институт, в котором разные научные опыты ставят. А я приборы ремонтирую.
‒ Ремонтник, значит, ‒ баба Зина презрительно кривит губки.
Алешка уводит меня в гостиную.
Мой мирок. На диване я спал и иногда видел удивительные сны. А днем валялся на нем, читал взахлеб или мечтал, размышлял о чем-нибудь этаком… возвышенном, романтичном. А за столом готовил уроки. Вот почему диван – счастливые воспоминания, а стол – неприятные, горькие, мучительные. Есть в комнате и второй диван, отцовский.
Озираюсь со смешанным чувством умиления и тоски.
Алешка плюхается на стул. Поясняет:
‒ Эта комната – моя и папина. А другая – бабушкина.
Часть гостиной погружена в тень, но на гранях примитивной стеклянной вазочки, которая изо всех сил изображает хрустальную, посверкивает солнце. Тупо уставляюсь на нее. Острые лучики света сквозь сетчатку глаз вонзаются в мозг, будоража каждую клеточку.
Внезапно во мне что-то торкается. Без сил опускаюсь на стул.
Так вот почему я оказался в 1971-м!
Меня обдает морозом, точно стылая новогодняя ночь 1999-го врывается в теплую осеннюю гостиную.
‒ Алешка, не знаешь, где сейчас отец?
Недоуменно вскидывает плечики. Кидается к двери, высовывает голову в прихожую:
‒ Баб Зин, папа куда ушел?
Слышу ответ:
‒ Не знаю. Гулять отправился. Сегодня ж воскресенье.
‒ А где он может гулять? ‒ кричу я.
Шаркающие шажки. Баба Зина, отодвинув Алешку, возникает в дверях.
‒ А он мне не докладывает. Где хочет, там и бродит. Я за ними не слежу – ни за Костей, ни за Алешкой. Вон Алешка с утра пропал, а потом вернулся. Да не один, с вами. Я слова не сказала. А Костя – человек взрослый.
‒ Ему кто-то позвонил?
‒ Никакого звонка не было. У нас телефон вон, на тумбочке в прихожей. Я бы звонок услыхала, не глухая. Спрашиваю: «Ты куда собрался, сынок?» ‒ «Да так, ‒ отвечает, ‒ встретиться с одним человеком надо». И усвистал.
‒ Очень торопился?
‒ Нет. Спокойный был, даже веселый… А что случилось-то?
Ее мясистое лицо подрагивает в смятении.
‒ Не волнуйтесь, Зинаида… Извините, как вас по батюшке?
‒ Зинаида Афанасьевна.
‒ Все в порядке, Зинаида Афанасьевна. Пока шли сюда, Алеша рассказал о своем отце, да так увлекательно, что мне отчаянно захотелось Константина повидать. Интересный, должно быть, человек.
‒ Ух, а я уж грешным делом подумала… Напугал ты меня, Алексей… И спрашиваешь, будто следователь. Сразу вспомнила проклятый 40-ой.