кормивших и защищавших. Человек по крови, Вольная по духу – и до конца дней своих ей пребывать в этой мучительной раздвоенности.
Конечно, будь на её месте Кан-Торог, он не колебался бы ни секунды, призналась себе волшебница. Не думая об опасности, он пошёл бы искать её тело – чтобы похоронить так, как положено, или погибнуть.
И не важно, что при этом он сам наверняка бы погиб. Вольные очень плохо умеют отступать.
И куда, во имя всего святого, делся Сидри? Гном всё время держался рядом с ней, а потом как-то разом, внезапно, исчез. Козлоногий что-то говорил об этом… но мог запросто и соврать. Сидри не праздновал труса, он дрался наравне со всеми и не показывал спины… едва ли его так просто испугала горящая тьма, принявшая облик исполинского пещерного дракона.
Значит, надо отыскать ещё и гнома. Тави тяжело вздохнула, нащупала мешок и потянула за тесьму.
Не всегда новые способы лучше старых. После того как дедовская предметная магия несколько раз сработала там, где спасовало волшебство куда более современных систем, Тави отчего-то больше доверяла сейчас засушенным корешкам и мышиным лапкам, чем сосредоточению, концентрации и визуализации, как говаривали маги Радуги.
Потратив самую малость Силы, чтобы засветить отщеплённую от факела лучинку, девушка принялась раскладывать на полу запасенные ингредиенты.
Потом пришлось долго и нудно вычерчивать концентрирующую пентаграмму. Пыхтя, Тави вымеряла углы – горе тому волшебнику, у кого линия хоть на волос отклонится от истинного положения, того единственного, в котором уравновешиваются магические потоки!
…А тут ещё вдобавок – неровный пол, выбоины, трещины и тому подобные сюрпризы. Решение задачек «на неровности» относилось к числу наименее любимых Тави занятий. Больше, чем их, она не могла терпеть только благотворительность.
Когда она, вся взмокнув, наконец обессиленно привалилась к стене, в глазах у неё всё плыло от напряжения, ныла перенатруженная спина. Зато пентаграмма – восхитительная, несравненная пентаграмма, учитывая условия, в каких пришлось её чертить! – была готова, и чашечки с ароматическими смолами стояли в остриях лучей, и специально подобранные композиции кореньев и камней – в основаниях, и аккуратно расщеплённые надвое свечки – на главных пересечениях, Наставник мог бы ею гордиться.
Теперь дело за малым – отыскать козлоногого. И Сидри. И… мёртвого Кана. Если чудище уже убралось из того зала, где разыгралась схватка, Тави спокойно спустится.
Без кремня и огнива, сами собой, затеплились свечи. Мягкие огненные язычки скользнули по сложенным в чашки благовониям. Весь этот обряд был, кстати, отнюдь не шаманством, не подделкой или подпоркой для начинающих колдунов, ещё не умеющих сосредоточиться в должной степени. Тави чувствовала, как вся эта, на первый взгляд такая нелепая, бутафория и в самом деле цепляется за какие-то неведомые, глубинные ответвления потоков магических Сил; цепляется, тащит их на поверхность, заставляет повиноваться беззвучным