учим ее колебаться и весить,
и белые птицы взлетают с колен,
и вы выдыхаем все вместе, все десять
колен —
и она поднимается так или эдак
над слабым движением вод,
над перекрещеньями веток,
и свистит наш волшебный род.
Но здесь не видны мы никому,
а там никому не слышны,
и в мягких скуфейках мы трогаем тьму,
и знаем, что спасены.
Смерть Плантагенета
и вот он выронил изо рта
последние слова
и отбыл к черту но ни черта
не нашел на дне крепостного рва
он забыл норманнские слова
он забыл саксонские слова
он забыл латинские слова
и сколько дважды два
во рту его рвота кровь и сталь
и роза алая в паху
во рву трава и кровь и сталь
и стервятник наверху
во рту вино
во рву говно
и герб на порванной груди
в руке его горн
на спине его горб
и роза белая впереди
зеленобокий змей ревет
и взгляд его слепит
взбесившейся речью полон рот
адская лестница плывет
адская лестница скрипит
ядовитая ткань надета на нем
непонятное в нем питье
и залитый светом подземный дом
как сад в грозу
как в роще пожар
как взрывающийся базар
как над битвой урчащее воронье
это Лондон? но смешиваются слова:
это Лондон, Стамбул, Москва
и он возвращается туда
где бой не кончается никогда
стрела все летит и полдень все длится
и висит наверху та же самая птица
и добычи все ждет, но добычи все нету
и стервятник уснул на лету
и лиловая туча не уронит ни капли
и стервятнику снится оса
по пахучей и светлой корнуэлльской дубраве
летящая к серой реке
чтобы выпить из твердого горла оленя
каплю сукровицы золотой
зарезанный сын
разорванный брат
и роза алая впереди
оборванный сон
заваленный грот
где голым он спит
и стервятник несыт
но он просыпается иногда
он проливается как вода
и первому встречному отдает
полцарства за говорящий рот
Сон Плантагенета
В одной постели спят
властитель Англии и Франции владыка.
Филипп, скрути меня
сверни меня кольцом.
Я помню – мы родня,
ведь мать моя спала с твоим отцом.
Но ты в короне своей
как толстый муравей,
а я в короне своей
как древо без ветвей.
И зыблется как дым,
вращается как пакля на ветру,
качается как галка на ветру,
смывается