всегда был острым, даже тогда, когда этого совершенно не требовалось. Так вот, все эти нелестные эпитеты идеально подходили к бедной Наташке, а уже когда обнаружился ее недуг, все стали относиться к ней не только с жалостью, но и подчеркнуто-осторожно, как к хрустальной вазе, боясь последствий и не зная, чем может быть вызван очередной припадок. Да и откуда им было это знать, если сама Наташа этого ни предчувствовать, ни контролировать не могла.
В Верочкиной памяти так и стоит ужасная картина. Одноклассница, только что сидевшая за соседней партой на уроке истории, вдруг падает на пол, судороги терзают ее хрупкое тело, голова бьется о деревянный пол, зрачков уже не видно, стучат зубы, а сквозь уголки рта бежит белая пена. К ней, расталкивая всех, мчится сквозь ряды Любовь Михайловна и несет с собой толи ложку, толи небольшую указку. Чтобы не прикусила язык, кажется… Грузная историчка действовала очень быстро и уверенно, положила под голову девочке чью-то куртку, чтобы не допустить запрокидывания головы. Она делала что-то еще, но стыдливая от природы Верочка отвернулась: она никогда не понимала любопытных ротозеев, толпящихся вокруг. Когда приступ закончился, Любовь Михайловна проследила, чтобы Наташа немного полежала в школьном медпункте и только потом отправила ее домой с надежным сопровождением. Тогда все ребята решили, что первый приступ произошел в правильном кабинете: Любовь Михайловна явно знала, как себя вести в подобных случаях. Возможно, такая беда была у кого-то из ее близких – спросить никто бы никогда не отважился.
Учителя почти не напрягали Наташу ответами у доски, чаще других в случае легких недомоганий отпускали домой и даже выделяли сопровождающих – кто же знает, что ее может ждать в пути?..
Как-то странно жили тогда Верочкины одноклассники! Были более самостоятельными что ли. Родители являлись в школу очень редко – с некоторыми учителя за десять лет учебы так и не познакомились лично. Жизнь была тяжелой: родители работали с раннего утра и до позднего вечера, радовались доставшейся колбасе, заслуженному в очередях мясу, дефицитным товарам, если их удавалось приобрести благодаря счастливому случаю или нужному знакомству. Все с боем, все не просто так. А дети с ключами на шее сами возвращались домой, слышали окрик соседской бабушки «смотри, не забудь суп подогреть!», «у тебя сегодня музыка» или «мать просила тебя мусор вынести и хлеба купить». Хватали холодную котлету, делали наспех уроки – и во двор. Главное – вернуться домой раньше, чем придут родители. Они открывают дверь – а ты, вот я какой! Уже давно дома, книгу читаю, и хлеб купил, и уроки сделал. Бабушка-соседка на своем липком от чая столе раскладывала запасные ключи, выписывала номера квартир и была лучшим на свете охранником. К ней на первый этаж можно было забежать запросто, если хотелось пить, и она протягивала эмалированную кружку с волком и зайцем из «Ну, погоди!», в которой плескалась самая вкусная в мире чистейшая водопроводная вода.
Совсем другое дело – когда рос Максим,