и, в офисах, на предприятиях, дачах.
Солнце будто прилипло к синему в белесых разводах облаков небу, затих ветер, птицы лениво прятались в тени. Над землей повисла тишина, словно природа затаила дыхание.
Вдоль железнодорожного полотна, по едва заметной тропе шла полная женщина с тяжелыми сумками. Она отдувалась, устало оглядываясь вокруг, будто надеялась на помощь. Но никого не было. Пахло горячим металлом и смазкой, примешивался резкий запах горелой травы.
Поднявшись на пригорок, она поставила сумки прямо в пыль и перевела дух.
– Ох, тяжело, – проговорила она, сжала и разжала покрасневшие от тяжелой ноши ладони, поморщилась. – Ведь говорила же дочке, что буду сумки тащить. Но она же занята! Не могла за матерью заехать на дачу!
Поморщилась и вдруг замолчала. Близоруко сощурившись, стала вглядываться в придорожные кусты.
– Это что же там такое? – пробурчала женщина. – Никак блестит что-то.
Она вытянула шею, даже на цыпочки поднялась. Снова что-то блеснуло, но разглядеть, что именно, не получилось, мешали густые заросли.
Тогда дачница оттащила в сторону от тропинки сумки и, поминутно оглядываясь, вошла в заросли. Упругие ветки неохотно поддались, и женщина, приглядевшись, испуганно ойкнула и отскочила. Ветки с шелестом сомкнулись.
Дачница постояла, прижимая руки к груди и успокаивая дыхание. Наконец, решившись, она уверенно вошла в заросли.
На примятой траве лежал человек. Темные короткие волосы слиплись от крови, лицо скуластое, темное от загара расцарапано, будто он дрался с кошкой.
Брюки из какой-то грубой домотканой ткани в нескольких местах разорваны и взялись бурой коркой. Длинная рубаха, подпоясанная кожаным плетеным ремнем, покрыта комьями грязи.
Женщина с сожалением покачала головой.
– Молоденький еще, – вздохнула она. – Кто ж тебя так-то?
Вдруг парень застонал и разжал ладонь, в траву тонкой змейкой скользнула золотая цепь. Именно на ее алмазных гранях отражались солнечные лучи.
Дачница воровато огляделась и подняла цепь.
– Красота какая!
Повертела в ладонях, пропустила сквозь пальцы сверкающую упругую нить, любуясь игрой света на гранях.
– Боже мой! – восхищенно выдохнула она.
Снова раздался стон. И женщина не глядя запихнула в карман цепь, а из другого вытащила телефон.
Парень открыл глаза и, щурясь, огляделся.
– Пришел в себя? Чудесно.
Перед ним стоял мужчина в белом халате и жизнерадостно разглядывал его. На пухлом розовощеком лице светилась такая искренняя радость, словно он увидел собственную маму.
По обеим сторонам от кровати парня было еще по соседу и три пустые кровати напротив.
Казенные тумбочки, уставленные термосами, банками с супами и кашками, а из пакетов виднелись яблоки и апельсины.
Казенные кровати с сеткой, застиранное постельное белье со штампом медицинского учреждения. Словом, обычная больница.
– К вам уже приходил следователь, – сказал врач, снова искренне чему-то радуясь. – Что с вами случилось?
Парень задумался, силясь вспомнить, устало потер рукой лоб, нащупав повязку.
– Осторожнее, у вас гематома на левой стороне головы, проще говоря, великолепная шишка. Крепко досталось. Состоите в какой-то секте?
– Почему вы так решили? – спросил парень, никаких воспоминаний не было, пусто, как в заброшенном городе. Только что-то неопределенное мелькает, словно призраки.
– Одежда на вас была странная, когда доставили. Мне сразу представилось что-то такое деревенское, старинное. Словно вы были не в городе, а в глухом селе.
– Я не помню.
– И что это за шнурок на шее? Из чего он? Чем мы только ни пытались его срезать, ничего не получилось.
– Я не помню, – повторил парень и закрыл глаза.
– Ну ладно, не буду вам докучать. Отдыхайте.
Врач ушел, мурлыкая под нос какую-то веселую песенку.
– Эй, сосед! Тебя как звать?
– Павел, – не глядя ответил он. Только потом повернулся на хриплый голос. На кровати рядом лежал мужик с помятым лицом старого пьяницы, толстым носом с красными прожилками и обвисшими, как у бульдога, щеками.
Он кашлянул и, оглянувшись на закрытую дверь, сказал:
– Ты, видать, счастливчик. Я слышал, как Лаврентьич, врач наш, говорил, что ты едва коньки не откинул.
– Отстань от человека, – пробурчал другой сосед. – Не видишь, не до тебя.
Павел попытался вспомнить, что же с ним произошло. Но в голове не появилось ни одного воспоминания. Навязчиво лезли мысли о прогулах на работе, что на это скажет его начальник, когда даже за малейшее опоздание он поднимал дикий крик и грозился немедленно всех уволить. Думалось о потерянной записной книжке, в которой были важные адреса.
Так он и заснул,