наверно, не видно ни зги,
А лететь все же надо, моги-не моги,
По земному по шару людей доставлять,
Ведь по ним кто-то будет, наверно, скучать.
Ведь по каждому кто-то же должен скучать?
А иначе зачем бы ему улетать?
Старикашка сердитый свой бубен трясёт,
Досмотреть третий мультик никак не даёт…
Я теперь под подушкой тетрадку держу.
Если что-то увижу – всё вам расскажу.
Выпускница Института Благородных Девиц
В 16 лет она сбежала замуж,
Чтоб вырваться из тьмы и темноты,
От пьяницы отца и робкой мамы,
Из тесноты, неволи, нищеты…
И как «Орёл» топили, чтобы немцам
Не отошёл – весь город слезы лил —
И ящики «сгущёнки» – счастье детства —
Что прибивал затейливый прилив —
Всё помнила. Сбылись её надежды,
По всей округе счастье разнесли.
Она и он, в отглаженных одеждах,
Дагерротипы с оттиском «ТифлисЪ»…
Походной жизнью жили землемеры,
И семьи их. Коробки да ковры.
О, приходилось мудрым быть и смелым,
В Чечне, когда хотелось быть живым…
Отец колечки золотые дочкам
Дарил по праздникам не самым главным,
Водил к друзьям, гордился ими очень,
Брал на охоту младшенькую, Алю…
А Рождество, а Масленица вместе!
Чанами тесто, да окорока
Яиц на Пасху было – штук по двести,
И детям – красить только успевай…
И всё исчезло. Мигом, в одночасье.
Ушёл Василий, не сказав о том.
Продали всё. Зимой обогревались
Над керогазом. Спали под пальто.
Она потом его портрет отрежет,
Как он отрезал жизнь свою от них,
Оставив без гроша и без надежды
Трёх девочек, когда-то дорогих.
И ни письма, ни помощи двум дочкам.
Но не сломить её смиренный дух.
Пошла на курсы массажистов. Очно.
Чтоб поднимать птенцов растущих двух.
Ночами почерк свой дрессировала,
Пока дочурки спали за стеной.
Чтоб стал красивым, ровным и овальным,
Журналов стопка – чтение ночное.
В Новороссийске утром, на рассвете,
Скорей на рынок, барабульки взять.
Успеть нажарить, как проснутся, детям,
Они так любят рыбку, как тут спать?
Халатам – нет. И нет такого слова.
Всегда причёска, пудра на лице.
И голос – ровный. Не повысив тона,
Умела в споре победить в конце.
Арбузы правнукам сама возила,
Варила щи, манеры прививала.
Литературно слишком говорила,
Про дни рождения не забывала…
Четыре класса. Но никто не верил.
Лицо – портрет, всегда – на каблуках.
Спина прямая. Ну, конечно, Смольный,
Вы что меня – совсем за дурака?
Ей