наших нечто дойдёт – некогда. Все, кто имеет головы на плечах – уже сегодня должны быть вместе. Иначе не сносить ни одной…
Впрочем, те и кому уже сложить её пришлось – тоже в стороне оставаться не должны. Вы понимаете, о чём я говорю? Им нужно найти подобающее и непоследнее место. Нельзя, чтоб строй разрывался. Это – хаос…
– Правильно мужик излагает, – выдохнула в ухо Маша.
– Да?..
8.
Человек что лампочка – лопается вдруг внутри – ни с того, вроде бы, ни с сего. Ежели давануть по обыкновению на рубильник. Тыщу раз не лопалось, а тут – шандарах и всё. Может, нажимай и ещё столько же – и ничего. А именно в этот денёк – рвануло…
Во вчерашней газете писали, что всё чаще клинит людишек на всякой туфте – эпидемия просто какая-то… Даром что ль климат меняется?
9.
Расставались мы глупо и аполитично. Она даже от стакашка кагора не отказалась. Хотя как раз собиралась на митинг, где за это по головке не гладят.
– Там прикольно. Там что-то, глядишь, может и вызреть. Там ведь всё в натуре и всерьёз. Мальчики такие упёртые. И не только из-за места себе жопу рвут. А по куражу.
Маша была грустна и решительна.
– Давай, что ли, ещё по одной?..
И коротко чмокнула меня на прощание в щёчку.
10.
С вечера спалось сносно. До двух где-то. А потом – как переклинило.
Пришлось тащиться на кухню, давиться каким-то мерзким снотворным. Включать-выключать телек, шататься из угла в угол. И снова через не хочу заворачиваться в потный пододеяльник.
И тут пошли они – поздние усталые письменосцы. Плохо выбритые, в штанах их из сэконд-хэнда, с неизменными сигаретиными в жёлтых зубах. Они были обстоятельны, неторопливы, дотошны. Щурились на слабом свету, перечитывали, сверяли каждую закорюку… И наконец плавно опускали конверты, с неким сожалением даже облегчая свои раздутые сумари. Им бы, болезным, поскорее отстреляться и на боковую! Ан, нет…
Не вычетов штрафных из зарплаты они боятся. Там деньги сиротские! Им важно, что порядок вещей не нарушился. Чтобы всё-всё доходило до того, кому послано. И тогда ржавое солнце завтра сызнова потянется по своим прежним следам.
11.
Я постепенно обуржуазился. То есть полюбил прикупить с утра в киоске свежие газетёнки, полистать их за чаепитием, поулыбаться, где понравится. Без этого действа уже и не по себе делалось – неспокойно, томительно, тускло. Глубоко прав был Иван Иванович!
Нужно с утра привести себя в гармонию с миром, приучить нервы к тому, что стряслось, настроиться на то, что стрясётся вскоре. Лучше делать это в позитиве и уединении. Так что утренний чай – самое время.
И когда я в очередной раз распахнул полосы над терпким дразнящим дымком, то был немало удивлён, увидев знакомое и значительное лицо в неожиданной чёрной рамке. Это было самоубийство.
Позже появлялись сообщения, что против него велось сразу несколько дел. По коррупции, по превышению должностных полномочий, ещё по чему-то…