время она не могла не видеть, что после смерти матери и начала их совместной жизни он очень изменился: бросил пить, на её глазах сжёг записную книжку с телефонными номера всех прежних любовниц, и даже выбросил свою любимую флягу… Она радовалась этому, ценила, старалась не ревновать, очень старалась, но ничего не могла с собой поделать: памятуя его прежний образ жизни, в каждой женщине, с которой они общались, она видела его потенциальную любовницу.
Чтобы погасить эту новую вспышку, он предложил.
– Хочешь – позвони сама.
– И позвоню.
Борис включил громкую связь, набрал номер и протянул ей мобильник. Раздался томный голос Алины:
– Алло!.. Я вся внимание.
– Говорит помощник майора Пахомова, старший лейтенант Валежко, – холодно и официально представилась Тина. – Майор поручил мне выяснить, подтверждаете ли вы, что первого июля сего года, после семи вечера находились в квартире гражданина Кононова?
– Подтверждаю. Я и сейчас здесь нахожусь. Простите, что разговариваю с вами лёжа.
Не отреагировав на эту дерзость, Тина продолжила тем же «официальным» голосом:
– Мы вас завтра пригласим, и вы подпишете эти показания.
– Ваш майор такая душка, что я откликнусь на любые его приглашения.
Тина в сердцах отключила мобильник.
– Какая наглая баба!.. Ты её, конечно, охмурял, как мог, поэтому она и позволяет себе так разговаривать!
Всю дорогу до дома она сидела, насупившись, не реагируя на его попытки восстановить мир. Пришлось ему и в эту ночь опять доказывать, что она не права. Когда они, наконец, уснули, раздался звонок: Борису сообщили, что бизнесмен Владимир Кононов попал под машину, подозревается покушение.
Когда они в восемь утра примчались в больницу, к Кононову их не пустили: он лежал в реанимации, без сознания – обе ноги были буквально раздавлены колёсами. В холле на стуле сидела заплаканная женщина.
– Его жена, – сообщил врач, – тоже пыталась к нему прорваться.
Борис и Тина направились к ней.
Женщина была ещё достаточно молодой, высокой и очень толстой. Огромные груди, как два тяжёлых арбуза, тянули плечи к земле и делали её сутулой. Жирные бока распирали блузку и свешивались через пояс, как тесто, вылезшее из кастрюли. Они попытались с ней заговорить, но она не отвечала – глядя в пол, раскачивалась, как раввин на молитве, и что-то всё время приговаривала. Они прислушались к её бормотанию и разобрали: «Это я, я виновата… Но я так не хотела… Я не думала…». И снова: «Это я виновата, я…»
– Любопытное заявление, – отметил Борис, – но сейчас с ней пытаться говорить бессмысленно.
– Приходите позже, – посоветовал врач, – мы постараемся привести её в нормальное состояние. Да может, и он в сознание придёт.
Когда вышли из больницы, Борис сообщил:
– Лукоперец вызывает на десять утра. Ещё есть время – давай заедем к соседу Кононова: мне сообщили, что он последний, кто видел его машину.
У входа в подъезд высотного элитного дома стояла толпа парней в модных рванных джинсах, патлатых