взял у продавщицы хот-дог, а то кетчуп потечёт. Влажная салфетка. Сосиска вот-вот испарится. Уф, опять жарко, мам, как же ты не понимаешь…
И они вяло двинулись дальше.
Лицо Светланы выключилось, как перед теликом села. Последнее время она загоралась только от связи с дядей Арсением. Значит, будет ждать… И опять: крики, вж-жух! вж-жух! звонкий стук металла о металл. Ускорились барабанной дробью колёса по математическим изгибам расчётливого удовольствия. Открытые рты: голодные птенцы в гнезде – эти жаждущие восторга, вспотевшие человечки. Тоненький визг прорезал железо.
Костик уже был на “Диво Острове”. Тогда он робко присматривался к американским горкам, колесу обозрения, штуке, которую называют “шейкер”, штуке, которую называют “бустер”, ракете на привязи, карусели…
Слишком много их – громких железных чудовищ.
Но он не был пуглив. Просто знал: к аттракционам лучше не прикипать. Они хотели веселить так же явно, как брикет пломбира, выглядывая из холодильника, желает накормить. И это всё равно не полная правда. Тут он не мог – и никогда за всю жизнь не сможет – подобрать слова… Дело даже не в неприкрытых намерениях. Ведь много вещей так устроено. Съешь меня, выпей меня, надень меня.
Но огромные агрегаты для веселья ещё проще.
Они перед Костиком были голые.
– Чего ты не ешь, я не поняла? В следующий раз не куплю…
Он быстро надкусил сухую булку с краю. Опять поднёс хот-дог ко рту, чтоб казалось: ест, ещё как ест, мам… Хуже было не когда мать кричала, а когда била. В середине лета она щедра на подзатыльники. А импульс от ладони в черепушку надолго оставался внутри. Гудел, не затихая, хотя била-то она не сильно. Если и существует экспертиза по оправданности подзатыльников, то она бы уж точно постановила: ни один из них не был жизненно необходим.
– Доброго утра, сударыня! Не желаете ли запечатлеться с Петром Великим и Екатериной Великою?..
Светлана ускорилась, обходя странные фигуры.
Костик за ней не успел, замер перед широченным золотистым подолом Екатерины. Голос у неё был пузырящийся, волнующий – первый плеск шампанского в бокал. Рядом возник мужчина. Столь высокий, что взор мальчика долго поднимался от сапогов по изумрудному камзолу, расшитому золотом, с манжетами рубахи, в которых можно прятать охапки голубей… – и на жабо остановился. Выше всматриваться опасно – солнце жалило. “Повезло же, а, – пробурчал Пётр Первый уже другим голосом, – тоже жрать хочу”.
Мальчик пошёл в обход этих костюмов.
– Костик, догоняй давай!
– Мам, а кто это?
– Аниматоры. Пристают к людям. И за фотографии деньги требуют.
– А с меня не требуют!
– Везучий ты у меня, Костик… Давай скорее. Тут курят, дышать невозможно.
Но он обернулся, надо же их досмотреть. С Петром почему-то не вставали рядом. А вот Екатерина была нарасхват, и она вовсю об этом хохотала. В ясное солнечное утро усы и длинные волосы Петра были угольно-чёрными,