курносость, большущий рот
и глаза… (действительно, – слишком).
Сам же – пуст, как человеческое сердце,
выжатое без остатка – корка лимонная,
умеренность менуэта вместо интермеццо,
конечно же, с обязательными вежливыми поклонами.
– Здравствуйте, Алл.
– Здравствуйте, Нина.
– Все собрались?.. Можем идти?..
Сестра о пианистке: Ты знаешь, Нина,
у нее столько трудностей было на пути!..
(И в том же духе, наивное и правое:
обычный девичий обмен информацией.)
Вестибюль, лестница, гардероб направо…
– Вы заговорились, пора подниматься.
Привычная, приличная, концертная обстановка:
эстрада, «Steinway», шуршание платьев, —
все это – только короткая остановка
в пульсации мыслей тяжелых, как платина.
Но… после Рихтера кем заслушаешься?
Что она так над роялем сутулится?
Сестра:
– Бесподобно! Не может быть лучшего!
Я:
– Напоминает промокшую курицу.
И ты, уже уловив иронию,
брови раздвинув, глазами – в брызги,
смеешься, и даже в смехе – невольное,
глазастое, огромное желание жизни.
Нежность. Сколько в тебе этой нежности,
если льется от прикосновения?
Девочка, осторожней,
я почти безбрежен
в своих фантазиях и представлениях.
Девочка, внимание!
Мне – двадцать шесть.
Я знаю любовь и слышал проклятия.
Девочка, не надо,
жестокость есть
в любой улыбке, любом объятии.
Девочка, ты знаешь, люди меряются
спектром вселенной:
от богов до свиней.
Выдержка – единственное, во что еще верится…
Но девочка – ты оказалась смелей.
Ты приходила, распахнутоглазая
в душные стены белой больницы.
Я поджимался, – противопоказано
этой девчонке в меня влюбиться.
И все же хотелось, стыдно до жути,
замерзшему сердцу в тепле отогреться.
Славная,
это – слияние судеб?
Быть может только – капризы сердца?
Помнишь, мне больно,
я мучаюсь пошлостью,
мне тошно от косности и равнодушия.
Меня выворачивает самоничтожностью,
и это – страшней лазаретных удуший.
Время исканий – слово не вырвется,
глазами – в стену, часы прострации.
Помнишь? Время дремотно, как идолица,
думаешь только, как не сломаться бы?
И ты, среди измотанных будней,
в системе обычно живущих людей:
спешащих врачей, субъективных судий,
девочка – ты оставалась сильней.
Чем? Не знаю.
Кондовой ли мудростью,
или упорством наивного ума?
Своей беззащитностью в мелочных трудностях?
Чувством? Стремлением?…
Думай сама.
День за днем уходящие месяцы,
многое