вела любовь.
Хотя бы вот… —
Он вытянул листы
из вороха на письменном столе
и положил поверх лежащей кипы:
– Так многое порой дают нам сны…
Он двинулся к стене, но обернулся:
– А почему ты не спросил, кто я?
Ведь мы с тобой увиделись впервые.
Но тут, конечно, рассмеялся я:
– Я просто знаю, кто ты… Ты – мой бес,
моя дразнилка, мой упрек пространству.
Возможно даже больше – Люцифер[6]…
Ты – мой Непроходящий непокой…
Он усмехнулся:
– Вот на этом кончим.
Коль разобрался сам, то я пошел…
(Лукавый взгляд, над ним волнистый локон
и серые спокойные глаза).
«Ах, книжный червь, – подумал я опять, —
зачем я для себя – тебя придумал?
Чтоб было с кем мне по ночам болтать?»
– Когда не можешь не писать, – пиши.
Быть может прав тот, кто сказал нам: «Любим!»
И он ушел: шагнул к своей стене
и постепенно растворился в книгах.
В какой из них жила его душа?
В одной?.. во всех?.. И в каждой понемногу?
Я подошел к столу и взял листки,
что он случайно вытянул из кипы,
и снова усмехнулся: «Ловкий бес,
сумел найти, что я не ожидал,
и что он предварял самим собою».
Передо мной лежал мой старый «Сон»:
«…Который час? – спросили у него,
И он ответил пробегавшим: Вечность!..»
Тот странный сон…
Который час? – спросили у него,
И он ответил пробегавшим: Вечность!.»
Я видел сон…
Мы с девушкой одной,
играя, бегали по закоулкам
какой-то сцены старого театра,
похожего на брошенный амбар:
сдвигали рамы, трогали холсты,
как белки, пролезали сквозь решетки
и драпировку старых декораций,
скопившихся за годы.
Веселясь,
мы шли вперед, за нами шли другие,
и наполняли эту сцену жизни
своими молодыми голосами,
звенящими, как радость удивленья.
Здесь было все: телеги, жернова,
колеса, бочки, седла, этажерки,
канаты, фонари, прожектора,
противовесы, цепи, хомуты
и снова – декорации, столы,
поломанные кресла, канделябры…
И все кругом – как яркий карнавал!
Нам было радостно и интересно,
и в каждом взгляде было удивленье
и новизна, открывшаяся нам,
и все кругом сияло, словно праздник.
Но главное – мы были вместе с ней.
С той девушкой, мы были словно дети,
По сцене и по жизни были вместе,
Рука в руке, глаза в глаза во всем:
Бежали вместе, радовались вместе
Тем новым неожиданностям, что
Дарила обстановка закулисья,
И духом общим связаны, как будто
Существовали