но они должны были прозвучать.
Накануне, перечитывая роман, я испытал только гнев: не получалось воссоздать свои чувства, не удавалось больше понять персонажей: я обиделся на них, решил, что они меня предали. Но те же самые слова, услышанные в тихом шепоте незнакомки из моих настойчивых сновидений, теперь показались мне сильными, искренними, яркими и выразительными. Она примирила меня с моим текстом. Дала мне возможность вернуться к источнику вдохновения, к пределам моей боли. Какой еще властью надо мною она наделена? И как я отныне должен оценивать свою работу? Она нравится мне сама по себе или лишь потому, что она облагородила ее своими глазами, своим дыханием, своим чутким сердцем?
Мне нужно было другое мнение о книге – холоднее, беспристрастнее. Я как раз размышлял об этом, когда Жош позвонил в дверь. Он был несказанно удивлен, что я встретил его с улыбкой, что был явно рад ему.
Я тотчас же поведал ему свои переживания и свой сон. Он внимательно выслушал меня, время от времени хмуря брови или как-нибудь еще выражая свои чувства. Я посвятил его в свое намерение доверить ему свою рукопись, объяснил, что мне необходимо еще чье-то объективное мнение, кроме моего собственного или суждения незнакомки из сна. Он на мгновение замешкался, решаясь, а потом схватил рукопись и умчался.
Неделю от Жоша не было ни слуху ни духу. Неужели за все это время он не нашел времени прочесть рукопись? А может быть, ему не понравилось и он не решается мне об этом сказать?
Однажды утром я услышал, как он захлопнул входную дверь, и выскочил на лестничную площадку. При виде меня он явно растерялся, пробормотал, что опаздывает на важную встречу, извинился и исчез, махнув мне рукой на прощание.
Он не появлялся в течение десяти следующих дней, и я утвердился в уверенности, что он просто избегает меня, поскольку не хочет высказывать мнение о книге. Я страдал: его молчание можно было расценить как предательство. Допустим, мой роман действительно так плох, но неужели нашу дружбу может погубить капелька искренности? Меня подмывало постучать в его дверь и разобраться, но я сдерживал себя, опасаясь, что он просто не поймет причину моего гнева. В конце концов, я же сам втолковывал друзьям, что этот роман – не более чем способ провести досуг, внезапное мимолетное увлечение. С какой же тогда стати я так жажду его мнения?
Я уже был на грани отчаяния, как вдруг, опять же утром, раздался телефонный звонок. Я включил автоответчик и услышал незнакомый голос:
– Мсье Ланкри? С вами говорит Тьерри Виллар из издательства “Жанвье”. Я прочитал вашу рукопись. Мне все очень понравилось – и сюжет, и стиль. Хотелось бы с вами встретиться.
Я стоял как громом пораженный, не сводя глаз с телефона, не в силах ответить. Когда издатель повесил трубку, я вновь включил автоответчик и прослушал послание несколько раз, словно чтобы окончательно убедиться в его реальности и при этом попытаться за это время понять, как же мой роман попал к этому