и ничто не способны так укрепить человека, как потерянные дорогие ему люди или питомцы.
-–
С дедом все было проще, но ранило тоже.
Незадолго до его смерти – месяца за три – я написала ему стишок и несколько строчек, содержание которых не смогу передать. Помню четко только последнее предложение: "спасибо, что ты живой"
Я передала листик через бабушку – почему-то не могла из рук в руки – и спряталась за дверью, пока она читала ему мои слова.
Дедушка – мой славный дедушка – прикованный на остаток жизни к креслу. Который сидел со мной, ожидая бабушку с работы. Я мечтала, чтобы кто-нибудь когда-нибудь ждал меня, как он ее: стоя (в то время он мог стоять) у окна долго-долго, неподвижно, глядя через прозрачное стекло на дорогу, изучая лица прохожих, готовясь, узнав бабулю, подбежать к двери и открыть ее.
Дедушка – мой славный дедушка – он заплакал над последним предложением.
Я часто подходила к нему, гладила по голове и целовала в макушку. Он не мог говорить, а я говорила только:
– Привет, дедушка, я пришла.
Или:
– Привет, дедушка, я ухожу.
Я приехала из лагеря и пошла к нему в комнату, но я нашла кровать пустой.
Моя тетя говорила мне не плакать. Тогда я до чертиков возненавидела ее. Мой детский шаткий мирок падал, разбиваясь на куски, разрывая меня на части, а она говорила мне не плакать, говорила, что будет рядом.
Истина: самое ужасное, что можно сделать для человека, кого-либо потерявшего, – предложить себя в качестве замены.
Истина: никто и никогда не сможет полностью заменить другого человека.
-–
Потеря отца была вообще безболезненной. Наверное, это не считается даже потерей как таковой.
Истина: нельзя потерять того, кого у тебя нет.
Ведь, если человек не уделяет тебе внимания, то можно считать, что вы никто друг другу. Даже будь вы отец и дочь.
Я помню только бабушкины рассказы о его белых горячках – это самое яркое, что осталось от него в моем сознании.
Однажды к нему пришел доктор – по поводу его пьянства. Отец лежал на кровати, спокойно разговаривал, потом поднялся. Взял лейку, встал напротив одного из углов дивана и начал поливать матрас.
Доктор сидел некоторое время молча, а потом спросил все-таки:
– Что ты делаешь, Сергей?
Он не повернулся, даже не прекратил поливание – он несколько раздраженно ответил:
– Поливаю.
– Я вижу. А что?
– Полтинник.
– А зачем ты поливаешь его, Сергей?
– Зачем-зачем, – передразнил его отец. – Прилепился, вот отклеиваю, зачем.
Такое у него бывало не часто. Я являлась свидетелем лишь однажды.
Он лежал в своей комнате и разговаривал с кем-то.
– Он… брат? – папа смеялся, долго, истерично и страшно. – Не брат он мне… мы друг друга