правда, подняв голову и вслушавшись в обманчивую тишину, девушка распознала еле уловимый шум моторов.
– Танки, – снова прошептал воин.
Катя не знала, что такое танки, никогда их не видела, но понимала, что ничего хорошего ожидать не приходится. Она собиралась побежать, но резко застыла на месте. Хотя раненый воин отпустил её лодыжку, тепло его руки до сих пор ощущалось на коже. Она не могла бросить его здесь.
Катя схватила его за руки и хотела потащить за собой, но боец застонал:
– Не надо!
Девушка решила, что ему очень больно, и поискала глазами, из чего можно соорудить носилки.
– Не надо, – повторил боец. – Я уже труп, – он указал рукой на свои вывернутые кишки. – Беги, беги быстрее, – он махнул Кате рукой в сторону горизонта.
Девушка посмотрела в глаза солдату. В них не было ничего, кроме тихой печали и прощания.
Катя не смогла сдержать слёз. Жалость к воину и своё собственное бессилие – всё смешалось в этих слезах. Но у неё не было времени даже плакать. В лесу что-то угрожающе тарахтело. Нужно бежать дальше. Больше не глядя на воина, закрыв лицо руками от стыда, что она вот так бросает его здесь, Катя побежала прочь от разгромленной советской заставы. Её сердце стонало от горечи. Она должна вернуться и сделать хоть что-то для раненого солдата. Человеколюбие, любовь к миру и всему живому приказывали ей вернуться обратно. Тот воин останется совсем один, ему страшно. Придут немцы с румынами и неизвестно, что с ним сделают. Катя не должна его бросать. Но разум диктовал совсем другое – бежать, и бежать как можно скорее. Воину уже не помочь, он – живой труп, а вот ей нужно спасаться. И чувство отвращения не позволяло ей повернуть обратно. Ей было противно смотреть на эти скрюченные тела, на эти вывалившиеся кишки и лужи крови. Она больше не может, больше не в силах на это смотреть. Весь её здоровый юный организм протестовал против этого, против этих ран и смертей. Бежать прочь от этих трупов, прочь от этой войны! С неё хватит.
– Мамочка, мамочка! – простонала Катя, закрыв лицо руками. Её мать всегда знала, что делать, всегда была решительной в самые трудные моменты. Как же хочется к мамочке, укрыться под её защитным крылом, отдаться на её волю.
– Мама, я была так не права, – простонала Катя, плача. Слишком поздно к ней пришло это понимание. А ведь мать говорила, предупреждала, просила уехать. Послушалась бы её тогда Катя, и ничего бы этого не было.
– Мама, прости меня, миленькая, я хочу к тебе, я хочу домой! – как ребёнок, разрыдалась девушка, стоя одиноко посреди разбомбленной чёрной земли.
Но именно в этот момент пришло то самое решение, которое придало ей сил. Домой! Да, она пойдёт домой. Родные стены её защитят. Её дом остался нетронутым после бомбёжки! Катя впервые за эти ужасные мгновения оторвала руки от заплаканного лица. Домой! Там её ждут родные стены, родная кровать. Там она сможет укрыться, притаиться и залечить раны.
И Катя, словно окрылённая новым дыханием, словно родившись заново, уверенно пошла прочь от ужасного места, где не было ничего, кроме