тебя есть проблемка, Борис, которая грозит вырасти вместе с тобой в один неприятный комплекс.
Алёна разложила на крышке полоску пудры. Я попытался повторить, но вышла неровная кучка. Канцеляритка сделала дорожку для меня, продолжая:
– После убийства твоей мамы и сестрёнки, ты должен был стать больным на всю голову. Но не стал.
– Это хорошо или плохо?
– Это подозрительно. В отличие от своего папаши, ты ещё не пережил травму окончательно.
– Да, я всё ещё хочу отомстить.
Алёна вставила трубочку в ноздрю и, неловко отставляя загипсованную руку и задевая посуду на столе, втянула пудру:
– Дело не в мести, а в тебе. Ты смелый, но одновременно нерешительный. Будто не знаешь, как и когда применять свою смелость.
Чтобы скрыть смущение, я тоже вдохнул половину пудры. Она как-то не так зашла, словно рассыпалась в голове наждачными песчинками. Стараясь не чихнуть, стал тереть нос.
– Скажу кое-что неприятное, – продолжала Алёна, – но твоя трагедия выгодна. Она устранила мещанскую семью, которая затянула бы тебя в обывательское болото и в кредитное ярмо. Чем скорее ты это поймёшь, тем быстрее станешь выдающимся человеком.
Я выпил алкоситро:
– Это так происходит вербовка в канцеляритских пособников? С уничтожения памяти о семье?
– Ха-ха, молодец. Но я не вербую, а намекаю, что можно сотрудничать.
– Вы, канцеляриты, не хотите даже выдать мне имена пэвэкашников, которые устроили резню на ферме. Какое, сожги вас Неудобь, сотрудничество?
– Бориска, если бы у меня был доступ, я давно всё тебе дала бы. Но Патрик Паск подозрительно темнит…
У меня зазвенело в голове, мир перевернулся. Стало абсолютно ясно, что делать дальше. Схватил Алёну за руку и сжал:
– Мы проберёмся в кабинет Патрика Паска. Через его ординатёр просмотрим репозиторий с секретными документами.
Алёна отодвинула от меня коробочку:
– Эй, парень, хватит пудрить себе мозги.
А я восторженно продолжил:
– Сегодня же ночью. Вот и докажешь, что в сотрудничестве с Канцелярией есть выгода, а не только патриотический долг.
– Если нас поймают, то меня выпрут со службы, да и то не навсегда, потому что канцелярит – это на всю жизнь. Но тебя посадят в острог. Ещё и пришьют обвинение в работе на вражескую разведку.
– Я не боюсь.
– А я боюсь.
– Я тебе жизнь спас.
Алёна вырвала свою руку из моей. Сделала вторую дорожку.
Решив, что хватит с меня пудры, я завинтил крышку на своей коробочке и сунул в карман. Отдам Димону, он мечтал о настоящей пудре. Хотя, конечно, её нельзя выносить из кабаре. Если поймают жандармы, то будут проблемы. С другой стороны, почему в этом кабаре пудру подают в удобных коробочках с крышкой? Быть может, я не понимаю ничего в либеральском дискурсе, но это явный призыв унести её с собой.
Алёна вдруг засмеялась, то прикрывая рот рукой, то пытаясь запить смех алкоситро:
– Поверить не могу! Не могу и