сидела на крылечке, прижавшись к крепкому отцовскому плечу. Он показывал ей на созвездья, висящие прямо над головой, рассказывал истории о том, как греческий бог или титан погиб, совершая подвиг, и поселился на небе. Девочка заворожено смотрела на мерцающие звезды, и непонятная тоска прокралась в незамутненную детскую душу. Вечер был теплым, небо бархатно-фиолетовым, воздух упоительным от аромата распустившейся метеолы, и отец был рядом – его широкая ладонь покоилась на Юлькином плече, но отчего-то ей было грустно. – Это голубовато-серый ворочался в груди, пытаясь припомнить то единственно-важное, что иногда мучило ночами, но неизменно ускользало от него. Голубовато-серый знал даже, что это главное связано с пульсирующими сияющими звездами, рассыпанными по ночному небу. Одна из них была особенно хороша: она переливалась всему оттенками сиреневого, пуская в ночь колкие длинные лучи. Овал помнил, что именно с этой звездой, похожей на хризантему, связана мучившая его тайна.
Юлькина мама – Мария, проснулась от толчка в грудь. Она вскочила с кровати, и еще не понимая, что делает, кинулась в комнату дочери. Лунный свет, проникнув в щель между шторами, падал на постель девочки. Женщине стало страшно: лицо дочери было восковым, черты неподвижными, тонкие руки протянулись поверх одеяла вдоль тела. У Марии перехватило дыхание. Она бросилась назад в спальню и стала трясти за плечо мужа:
– Николай! Коля! Да, проснись же! С нашей девочкой что-то случилось!
Николай проснулся и, молча, ни о чем не спрашивая, пошел за женой в детскую. Щелкнул выключатель бра и комнату озарил приглушенный свет. В детском личике, по-прежнему, не было ни кровинки. Николай склонился к самому лицу дочери и успокоился, уловив едва различимое дыхание.
В это время овал плавал над ними. Пять минут назад ему удалось продраться через переплетения жил и костей, и теперь он наслаждался легкостью и свободой. Ему не терпелось рвануть к сиреневой звезде и вспомнить то единственно важное, что так мучило его, но в этот момент в комнату вошла Мария, а через некоторое время уже оба встревоженных родителя топтались у кровати ребенка. Мария подняла глаза вверх, как будто умоляя кого-то вернуть мир в ее душу. Голубовато-серый был поражен этим отчаянным взглядом. Ему хотелось покинуть душную комнату и окунуться в фиолетовую ночь, но почему-то он не мог причинить горе этой женщине. Он насупился и, ругая себя за ненужный альтруизм, покорно отправился восвояси. Тяжко вздыхая, он полез обратно той же дорогой, все через те же жилы, кости и пульсирующие сизые вены на отведенное ему место, и там затих.
В это время девочка глубоко вздохнула, открыла глаза и сказала:
– А я вас видела сверху.
– Откуда, сверху? – пугаясь неизвестно чего, спросила Мария.
– С потолка. – Нет, еще выше – с крыши. А хотела, с неба.
– Какого неба? – Пугаясь еще больше, расспрашивала женщина. Ее уже не держали ноги, и она присела на край постели.
– С нашего неба. Там есть сиреневая звезда, похожая на цветок, и я хотела слетать к ней.
– Что